– Надо Варюшку позвать, – прошептала Мирониха, глядя на парня, который более походил сейчас на тряпичную куклу, чем на человека.
– Новую птичницу? – спросил кузнец.
Бабка просто кивнула, потеряв дар речи.
– Нефёд.
Парень, не говоря ни слова, вышел из избы.
– Мать, что ещё надо? – хмуро спросил мужик.
– Гаврилушка, помоги снять одёжу. Всю.
Вдвоём они стали осторожно раздевать Ивана, извлекая его неживые руки из рукавов. Из-под рубахи показалась исхлёстанная грудь, покрытый ожогами и рваными ранами живот, на шее – кровавые полосы.
– Порты сымать?
– Сымай, чего я там не видела, – махнула рукой бабка, осторожно поворачивавшая голову Ивана, чтобы убедиться в целости шейных позвонков.
Кузнец бережно стащил с парня порты, высвободив ноги, и замер, глядя ему в пах.
– Ну что там? – с тревогой спросила травница. – Что ты застыл?
– Мать, погляди-ка, – пробормотал Гаврила, гулко сглотнув сухим горлом.
Мирониха посмотрела и ахнула:
– Ах, нехристи!
Мошонка Ивана была крепко перетянута у основания шелковой нитью, она раздулась, налилась кровью, приобрела нездоровый синюшно-багровый оттенок.
– Что удумали, нечистый их забери!– рассердилась бабка. – Гаврила, на столе где-то нож лежит, принеси!
Не говоря ни слова, кузнец достал из-за уха ножик с тончайшим и острейшим лезвием и протянул Миронихе. Она, нисколько не удивившись этому, осторожно подрезала и убрала нить. Вздохнула, распрямившись, принесла тряпицу, смоченную холодной водой, и полотенце:
– Приложи, да срам прикрой, сейчас девица придёт, негоже, чтоб она это видела, – и продолжила осмотр.
Через несколько минут, прощупав все суставы и сочленения, бабка спросила:
– Гаврила, сказывай, что знаешь. Без утайки.
– Мать, я услышал только, что на дыбе его ломали, но суставы вправили.
– На дыбе… – травница бережно пригладила Ване волосы, грязные, слипшиеся от пота. –Богородице Пресвятая Дева, помоги нам, грешным, не оставь свою милостию… У него все жилы растянуты, потому ни руки, ни ноги не слушаются. Надо много полотна, чтобы суставы перетянуть. Мабудь, всё нутро отбито, но тут надысь глядеть, как мочиться будет, ежели с кровью – плохо дело…
Вошёл Нефёд с девушкой лет пятнадцати, ясноглазой и круглолицей.
– Бабушка? – несмело спросила она, глядя на распростёртое на полу практически обнажённое тело, и покраснела.
– Ты, Варюха, ежели хочешь лекарскому мастерству учиться, стыд отбрось, – строго сказала Мирониха. – В человеческом теле для тебя тайны быть не должно, что в женском, что в мужеском! Поди поставь воду греться, да готовь травы для сонного отвару. Надо, чтобы он спал, иначе сильно страдать будет. Принимайся!
– Не надо ли чего ещё? – спросил кузнец.
– Гаврилушка, ежели б одеяло меховое… укутать, чтоб не простыл, да полотна поболе…
– Найдём. Вот ещё что, мать, помещик сказал, что парень четверо суток не пил, не ел…
– Козу подоить надо! – звонко сказала Варя. – С яйцом свежим разболтать – это и еда, и питьё будет.
– Умница, девка! – похвалила старуха, принимаясь толочь травы в ступке для изготовления целебных мазей.
– Мать, подними его, – сурово сказал кузнец. – Поставь на ноги. В ём одном наша надежда. Мы чем можем – поможем. Под руками у тебя Нефёдка будет, он парень толковый. Ежели что надо – говори, всё достанем, – с этими словами Гаврила поклонился и вышел, уведя за собой подмастерьев.
Нефёд остался сидеть снаружи на крыльце, готовый помочь в любой просьбе.
Целительницы принялись врачевать больного, осторожно поворачивая его, смазывая и бинтуя раны, ставя примочки на синяки. Чуть позже пришёл Степан, подручный кузнеца, и принёс куски плотной льняной ткани и медвежью хорошей выделки шкуру. Когда лекарки полностью обработали измученное, обезвоженное и обездвиженное тело, укутали шкурой, подложили под голову ворох мягкого тряпья, Мирониха отправила девушку доить козу и искать свежие яйца, а сама приготовила отвар и стала приводить Ивана в чувство, похлопывая его по щекам.
– Сынок, сыночек! Очнись! – звала она парня, и призыв её увенчался успехом: Ваня разлепил ресницы, осознанно взглянул на неё, улыбнулся потрескавшимися губами и выдохнул:
– Мама…
– Сынок, я не мама, я бабка Мирониха, – ласково сказала старушка. – Узнаёшь меня? Господь свидетель, любая мать хотела бы такого сына, как ты! Ванюша, узнаёшь меня?
Взгляд Ивана прояснился:
– Бабушка… Мирониха…