Граф посмотрел в горящие глаза молодого человека и внезапно почувствовал прилив задорной отваги, несколько странной в его возрасте:
– А давайте! Пистолеты у всех есть!
– Только надо приманку устроить, – торопливо заговорил чиновник. – Карету поперёк поставим, сами в лесу спрячемся, а я наземь лягу, чтоб они спешились. Прохор, разворачивай!
– Яков, Стёпа, в лес! – скомандовал Михаил Петрович. – Иван Андреевич, ты что застыл??
– Ваше сиятельство, ведь вы собираетесь жизнью рисковать… – тихо сказал парень. – Надо ли? Не стою я того…
– Ты тут, Ваня, ни при чём! – увлекая его в кусты, ответил граф. – Ныне нам свои жизни спасать требуется, так что тщетные мысли оставь, а возьми-ка вот это! – он сунул Ивану в руку пистолет. – Стрельнуть-то сможешь?
– Смогу, Михаил Петрович, – твёрдо сказал парень, поудобнее пристраивая в ладони оружие. – У меня и нож с собой есть.
С этими словами он показал графу ладный засапожник.
– Тихо! – крикнул Василий. – Едут как будто!
Послышался далёкий стук копыт, который спустя непродолжительное время перерос в грозную ударную симфонию.
– Тпру! Стой! – раздался грубый мужской голос.
Кони заржали, возмущаясь стальными удилами, рвущими их нежные губы, и топот прекратился, слышалось лишь громкое прерывистое дыхание.
– Ну, что там, Петька?
– Не знаю, Прохор Нефёдыч, лежит чёй-то.
– Иди глянь!
Зазвенела узда, осторожно ступая, к Василию подошёл мужик. Он лежал не шевелясь.
– Эй, ты кто? – мужик толкнул его ногой. – Чи жив, не?.. Прохор Нефёдыч, кажись, мертвяк!
– А ты послухай, дышит, не?
Мужик нагнулся и встретился глазами с молодым чиновником, который весьма весело на него смотрел, затем подмигнул, схватил за ворот и со всей мочи ударил головой в нос. Мужик вскрикнул, схватился руками за лицо и повалился навзничь. Василий Алексеевич, взметнувшись, мгновенно оседлал его и мощным ударом в висок довершил начатое. Затем, выхватив из-за пазухи пистолет, выстрелил в кучку сгрудившихся мужиков. Кто-то застонал и рухнул. Всё произошло за считаные секунды, двое нападавших уже были выведены из строя.
– Робя, у него ружжо! – возопил кто-то, и мужики бросились к лошадям.
Но тут Иван свистнул и зацокал языком, и кони, прядая чуткими ушами, прыснули в непроглядную темень леса.
– Эй, вы куда?! Стоять! – дурью заорал Прохор.
– Иван Андреевич, оставайтесь здесь! – приказал граф и выскочил на дорогу вместе с верными слугами.
Увидев толпу незнакомцев, вывалившихся из леса, нападавшие бросились наутёк.
– СТОЙ! СТРЕЛЯТЬ БУДУ! – громовой рёв графа на мгновение притормозил беглецов, но затем они припустили ещё быстрее.
Посыпалась беспорядочная пальба. Иван не смог усидеть в кустах, тоже выскочил на дорогу и выстрелил вслед убегавшим. Двое упали, двое последних остановились в смертном ужасе.
– Милостивцы, не убивайте, пощадите! Это нечистый нас одурманил! – заголосили мужики.
– На колени, мерзавцы! – грозно приказал граф.
Лакеи подошли к упавшим в дорожную пыль мужикам и скрутили им руки. Василий с Прохором проверили лежавших без движения, Иван, отступив в лес, занялся лошадьми, которые подошли к нему, похрапывая и тычась влажными тёплыми мордами.
– Тихо, тихо, мои хорошие! – успокаивал он их.
– Михаил Петрович! У нас два покойника и два раненых! – крикнул чиновник.
– Трупы оттащите с дороги, раненых свяжите – и сюда! – рявкнул граф.
– А у нас, ваше сиятельство, один обоср…ся! – заржал дюжий форейтор. – От страху, видать! Фу!
– Прохор, тащи фонарь! Рассмотреть хочу паскудников!
Один из стоявших на коленях скулил, как щенок, склонившись почти к самой земле. Другой продолжал что-то бормотать, надеясь на милость тех, кого они собирались порешить.
Кучер принёс фонарь, лакеи приволокли раненых и швырнули их на колени. Прохор осветил лица пленников.
– Что, ребятушки, обоср…тушки? – опять захохотали форейторы.
– Яков, Степан, прекратите! – приказал граф, разглядывая мужиков. – Кто же вас послал по мою душу, негодяи?
Но пленники от страха не могли и слова сказать, так их ужас прихватил, что дара речи лишились.
– Да чего их спрашивать, Михаил Петрович?! – ухмыльнулся Василий. – Вот этот, – ткнул пистолетом в согнувшегося мужика, – Клим, мордоворот Зарецкого. Другой, Прошка, в кустах лежит. Этих трёх я не знаю, мелкие сошки. Пристрелить их – и ладно!
– Барин, нет, нет, не убивайте, милостивец, пожалейте! – заверещал один из пленников, пытаясь ткнуться головой в сапоги графа.
Михаил Петрович брезгливо отступил: