– Иван Андреевич, я здесь единственно для того, чтобы отвести от вас беду! – горячо заговорил Василий. – Я заподозрил, что вы замыслили преступление, и приехал отговорить вас!
– Поздно, Василий Алексеевич, поздно! Жернова Господни уже начали свою работу, и остановить ничего нельзя. Даже не пытайтесь! Уезжайте подобру-поздорову!
– А где Зарецкий? – жадно полюбопытствовал молодой человек.
– В доме закрылся вместе с Федькой да со сворой своей, – небрежно бросил Иван.
– Никто ещё не пострадал?
Иван внимательно посмотрел ему в глаза:
– Кого-то мужики убили, до кого добрались, а его я трогать не велел, как и Федьку! – глаза полыхнули серым пламенем. – Это личное!
– И что думаешь делать? – продолжил расспросы чиновник.
– А тебе что, Василий Алексеевич? – ухмыльнулся парень. – Уезжай отсюда, пока не поздно!
– У меня, Иван Андреевич, к нему тоже счёты есть! – неожиданно даже для себя заявил чиновник. – Как ты помнишь, он моей смерти хотел! Так что позволь уж мне решать…
Иван смерил его взглядом:
– Ну, что ж, дело твоё. Я попытался тебя отговорить…ты не послушал, – уголок губ дёрнулся вверх. – А болтать мне недосуг, – он отвернулся от Василия.
– Ванятка, ну что, когда выкуривать зачнём?
– А как ребята лествицу закончат. Митяй, как? Долго ещё? – зычно спросил он.
– Шабаш, смастрячили! – отозвался плотник.
– Ну всё, пора! Парни, зажигай!
Тут же, повинуясь приказу вожака, от костров отделилось несколько молодых мужиков и с зажжёнными факелами побежали к помещичьему дому. Только сейчас Василий заметил, что у дверей и по периметру здания навалены ворохи веток, а окна разбиты. Занялся огонь, затрещали сучья, дым повалил внутрь.
– Дядь Гаврила, давай, подёрнем! – скомандовал Иван, и они, крякнув, подняли огромную лестницу и приставили её к стене дома. Из окна девичьей выглядывали испуганные личики кружевниц.
– Сейчас, красавицы, мы вас выпустим! – крикнул Ваня. – Дядь Гаврила, иди со своими к чёрному ходу, боюсь, как бы там не напортачили!
Суровый кузнец молча ушёл, махнув рукой подмастерьям.
– Сеня, Федот, держите! – приказал Иван и двое конюхов мгновенно встали около лестницы.
Он принял из рук помощников топор и легко, чуть дотрагиваясь кончиками пальцев до перекладин, побежал вверх. Махнул рукой девушкам, чтобы они отошли вглубь, разбил стекло и исчез в светлице.
– Кто там? – спросил Василий у парней.
– Девки, кружева плетут на продажу, – хмуро ответил один из них. – Света белого не взвидят, день-деньской сидят, на улицу не выходят.
– Рогатки у их на горле, – показал рукой второй. – Чтоб не спали.
– Рогатки?! – Василий аж задохнулся, скинул сюртук, закатал рукава сорочки, огляделся и прихватил лежащий неподалёку топорик. – Ребята, держите!
– Барин, ты куда? – всполошился первый мужик, но чиновник уже помчался вверх по лестнице.
– Иван Андреевич, это я! – предупредил, забравшись внутрь горницы.
Сквозь закрытую дверь уже пробивался едкий дым. Василий увидел стайку перепуганных девушек, увидел цепи, вбитые в стену, железные рогатки, скалящие зубы в углу… Глубоко вздохнул: «Ведь ещё ночь… Что ж это я…» Иван сосредоточенно разговаривал с девушками. Увидев чиновника, ничуть не удивился, махнул рукой:
– Василий Алексеевич, давай девок вниз отправлять, скажи там парням, чтоб принимали!
– Ага! – Василий сразу принялся действовать.
Мягко, но решительно они брали девушек под руку и помогали выбраться из окна и спуститься, Сеня с Федотом ловили их внизу. Кружевницы взвизгивали, ахали, пищали, кроме одной, зеленоглазой, с нахмуренными бровями и маленьким носиком, усыпанным веснушками. Она отдёрнула руку, сурово на него взглянула и сказала:
– Я сама! – и сама вылезла из окна и спустилась по перекладинам.
– Аришка! – ухмыльнулся Иван. – Смелая, как мальчишка, не гляди, что девка!
Он стоял прямо перед Василием, вровень с ним ростом, смотрел в глаза и улыбался. Молодой человек решился, как в омут с обрыва:
– Иван Андреевич, я с вами пойду!
Серые глаза вмиг посуровели:
– Ты белены объелся, барин? Мы уже вне закона, нам терять нечего, кроме своих цепей! – пнул рогатку. – Не дури! Возвращайся домой и живи покойно. Ты же свободный человек!
– Иван Андреевич, не гони! Послушай, в той жизни я задыхаюсь, во как! – он рубанул ребром ладони по горлу. – Меня тоска смертная гложет!
– А здесь ты от верёвки задохнёшься, когда повесят! – рявкнул Иван. – Не буду брать грех на душу! Уходи!
Они стояли друг против друга, глаза парня метали серые искры, на какой-то миг Василию показалось, что он его ударит. Но со двора послышался крик: