– Этих? Казнить или миловать?!
Восставшие молчали.
– Какова расплата за их грехи?! Не молчите, люди! – потянул из-за голенища засапожник, быстро схватил за волосы самого молодого, запрокинул его голову и приставил нож к худой шее с выпирающим кадыком.
– Решайте! – медленно повёл лезвием по горлу, показалась красная линия, парень молчал, но кадык задёргался вверх-вниз.
– Ваня, погодь! – заступился Федот и замолчал.
– Говори! – сильнее нажал ножом, по шее потекла кровь, парень сдавленно застонал. – Или зарежу как свинью!
– Стой, Ваня, стой! – повторил Федот. – Да выпорем их на конюшне – и вся недолга! Не бери грех на душу!
Иван медленно убрал руку, вытер окровавленное лезвие о рубаху парня и безжалостно отшвырнул его в сторону. Вытянул руку с ножом в сторону Федьки:
– А сейчас, крещёные, я призываю высший суд! Господи! – вскричал, обратив лицо к небу. – Яви свою волю! Докажи, что есть правда на свете!
Волосы его разметались, грудь тяжело вздымалась, он подошёл к Фёдору и вперил в него взгляд:
– Вызываю тебя на поединок, пусть Бог рассудит, кто из нас прав!
Федька усмехнулся, показав выбитый зуб:
– Так развяжи меня и дай оружие, коль не трус!
Иван кивнул головой, и верёвки сняли. Камердинер встряхнул кистями, разминая затёкшие запястья.
– Раздевайся! – приказал Ваня, стянув через голову рубаху.
Василий впервые увидел его торс, обезображенный множеством шрамов. Он гулко сглотнул, а когда перед ним предстала изуродованная спина, не удержался от возгласа негодования. Женщины запричитали: многие вспомнили, как из Ивана сделали живой факел.
– Зря мы тебя до смерти не запороли, ой, зря! – ощерился Федька.
Его тело, худощавое и смуглое, тоже было в шрамах, как будто его резали ножом.
– Душегуб! – крикнул кто-то.
– Дядь Гаврила! – негромко сказал Ваня, и к ногам камердинера вылетел нож.
Василий затаил дыхание, ему казалось, что от похожего на цыгана Федьки можно ждать любой каверзы, и он оказался прав: склонившись за ножом, барский прихвостень, не разгибаясь, хищно ринулся на Ивана, целясь снизу вверх в живот. Не иначе, рассчитывал сразу вспороть брюхо и выпустить кишки. Но Ваня был начеку: он мягко скользнул в сторону, уйдя от броска противника, и с маху припечатал его локтем в спину, развернувшись на ходу. Федька зарычал, больше от злобы, чем от боли, и мигом оборотился.
Теперь они стояли лицом друг к другу, и Василий чувствовал исходившую от них силу и обоюдную ненависть. Фёдор затанцевал вправо-влево, нож порхал в его пальцах, он перекидывал его из руки в руку, старался запутать соперника ловкостью и умением. Иван пружинисто передвигался по кругу, не спуская с противника острого взгляда. Вот они почти одновременно кинулись друг на друга, Федька атаковал сверху, Ваня нырнул под его руку, выставил нож и резанул по рёбрам. Рана получилась поверхностная, но болезненная. Камердинер, охнув, прижал ладонь к боку, увидел кровь и рассвирепел. Зарычав, он, как раненый зверь, бросился на противника. Но Иван, приняв нешуточный удар всем телом, перехватил его руку с ножом, заломил за спину и, выкрутив до боли сустав, заставил пальцы разжаться и выронить оружие. Со словами:
– Нет на тебе боле креста! – срезал гайтан с шеи Федьки.
С силой пнул его в зад, одновременно отпустив руку. Холуй упал, пропахав землю выставленным локтем, успев защитить от удара лицо. Хищно взвился с земли, развернувшись в прыжке. Иван, оскалив в усмешке белые зубы, швырнул ему под ноги отобранный нож, дал возможность поднять и лишь потом прыгнул, перекинув на лету засапожник в левую руку и воткнув под ключицу. Федька на долю секунды замешкался, и этого было достаточно Ивану, чтобы провернуть нож в ране и прянуть в сторону. Струйкой брызнула кровь, холуй взвыл, зажав плечо рукой, а Ваня, осклабившись, отбросил свой нож:
– Я тебе горло голыми руками вырву!
Увидев, что противник безоружен, Фёдор, потеряв осторожность, с криком устремился на него. Иван, не двинувшись с места, внезапно сложился пополам, подставив корпус. Не ожидая такого, Федька перелетел через него, потерял равновесие и рухнул спиной наземь. Иван, взревев, взмыл вверх и опустился на него, воткнув колени в грудь. Хрустнули рёбра, из раны фонтаном взметнулась кровь, голова безвольно мотнулась из стороны в сторону, во рту запузырилась кровавая пена. Глаза широко распахнулись в немом удивлении. Иван зажал его голову ладонями и безжалостно тряхнул:
– Видишь его?? Видишь Савву??
Фёдор закашлялся, губы его шевельнулись и остановились. Взгляд застыл, он уже видел смерть перед собой.
Иван резко и часто задышал, отвёл правую руку с напряжёнными, согнутыми пальцами назад и, словно тигр, ударил по ещё живому, шевелящемуся горлу. Из рваной раны хлынула тёплая кровь. Иван окунул в неё ладонь и размазал по лицу. Поднял вверх руку с окровавленным комком плоти и заревел в небеса: