– Кузя, ты со мной пойдёшь, а ты убери тут всё! – приказал Василию.
– Хорошо.
– Не хорошо, а слушаюсь! Повтори!
– Слушаюсь, – покорно сказал Василий, даже веснушки его как будто загорелись на пожаром вспыхнувшем лице.
– Ванюха, мы тоже пойдём! Благодарствуй за угощенье! – за всех сказал Нефёд.
На Василия ни один из них не посмотрел, всем словно было неловко. Всем, кроме Ивана.
– Сходи к Фросе да спроси у ней квасу брусничного, скажи: я прошу, – последовал следующий приказ.
– Слушаюсь, – тихо сказал Василий.
– Молодец, понятливый! – и Иван, отвернувшись от него, ушёл в покои барыни, где отлёживался после наказания его сводный брат.
– Не уступлю! – сердито сказал ему вслед Василий и пошёл искать стряпуху.
Александр Андреич лежал и стонал. Несмотря на то что его раны обработали и перевязали, ему казалось, что он поджаривается на сковородке, причём ни разу в его голову не закралась мысль, что он был несправедлив и жесток, принося своим крестьянам подобные страдания. Он жалел только себя самоё и упивался своими страданиями и, конечно же, исходил злобой, придумывая наказания для своего наглого раба.
– Я тебя на части порву, четвертую, шкуру живьём сдеру! – шипел, как гадюка, которой придавили хвост.
– Здравствуй, братец, как чувствуешь себя? – улыбаясь, вошёл Иван.
Саша, испепеляя его взглядом, молчал.
– Зря ты так. Всё равно сделаешь то, что мне надо. А надо мне, мин херц, чтоб ты со мной поехал завтра к твоему другу Болтову и уговорил его ехать с тобой сюда. В гости. Придумаешь причину. Гарем обновил или чего ещё выдумаешь. Понял?
– Пошёл ты, ублюдок! – прошипел Саша.
– Это ты не подумавши сказал, – Иван присел на кровать рядом с помещиком. – Я повторяю свой вопрос: понял?
– Гад, скотина, мерзавец! – заплевался тот.
– Вижу, не понял. А так? – Ваня вывернул ему руку, заломил локоть, отодвинул повязку и ткнул пальцем в открывшуюся рану.
Помещик закричал и задёргался. Иван глубже вонзил палец.
– Больно, больно! – завизжал Саша.
– Знаю, что не сладко.
– Перестань, перестань! Согласен!!
– Славно, – сказал Иван, отпустил хозяина и продолжил. – Сейчас же ты подпишешь мою вольную и дарственную на половину поместья. Кузя, пиши!
Иван продиктовал необходимый текст, писарь красивым, грамотным и аккуратным почерком всё записал, просушил, растопил на свечке сургучовую палочку. Иван поставил печать фамильным перстнем Зарецких, который снял с пальца сводного брата, и подсунул ему документ:
– Подписывай!
Саша со слезами на глазах подписал.
– Ну, вот мы с тобой и равны в правах, братец! – констатировал Иван. – Имущество потом поделим. По-братски, верно? А сейчас отдыхай, ты мне завтра здоровым нужен. Кузя, позови Варю, пусть она его посмотрит, да скажи Нефёду, надо стражу выставить, мало ли чего!
Иван прошёл в покои своего бывшего господина сел в его кресло и задумался, разглядывая вольную. На сердце особой радости не было. Пока всё шло, как он предполагал, но в любой момент завтра всё могло перемениться.
– Судьба-злодейка… – прошептал.
– Ты что-то сказал, Иван Андреевич?
– Вот назола, – проворчал Иван. – Ты всё здесь, Васька?
– Да, я квас принёс.
– Поди сюда.
Молодой человек подошёл. Фигура его была понурой, но зелёные глаза по-прежнему упрямыми.
«Кто кого», – подумал Иван, рассматривая пристыженное лицо парня.
– Спать будешь тут, – указал. – Вдруг мне ночью квасу захочется.
Василий посмотрел на узенькую лавку вдоль стены и сглотнул.
– Как скажешь, Иван Андреевич, – тихо прошептал.
– А сейчас сними сапоги, – бросил ноги вперёд. – Устал как чёрт.
Иван закинул руки за голову и уставился на чиновника. Тот опять загорелся как маков цвет, опустился на колени и начал стаскивать сапоги. Размотал портянки. Иван со вздохом пошевелил освободившимися пальцами.
– Иван Андреевич, – Василий посмотрел на него снизу вверх. – Я ведь понимаю, зачем ты это делаешь. Можешь помыкать мной, как тебе угодно, но я не уйду! – заключил твёрдо.
Иван, мгновенно собравшись, подтянув под себя ноги, наклонился к нему:
– Сколь угодно будешь глотать?!
– Я принял решение, – упрямо, не отводя взгляд, ответил тот.
– Ну да, ты ведь вольный! – с издёвкой сказал Иван. – Это нам, смердам, впервой решение принимать, мы с молоком матери покорство всосали! А тебе не привыкать за других распоряжаться!
– Ты ничего обо мне не знаешь, – не уступал Василий. – У меня судьба тоже не сахарная была! Я сирота, и чего только в этой жизни не нахлебался! И слуг у меня нет и не было никогда. Все дядюшкины. И если тебе нравится надо мной измываться – пожалуй! Вытерплю! Только я думал, что ты, Иван Андреевич, своей спиной познавший господскую милость, не таков!