Когда ему исполнилось двадцать два года, Елизавета Владимировна приняла решение женить сына, не только чтоб внуков успеть понянчить, но и в надежде, что невестка сможет смягчить и успокоить Сашеньку.
Саше эта «глупая затея» матери абсолютно не понравилась, он мчался в свои покои, в бессильной злобе шипя что-то под нос. Мать свою он изучил прекрасно и видел, что решение её твёрдо и ему придётся покориться.
– Ванька!!! – что есть мочи заорал он, взбегая по лестнице. – Квасу! Холодного!!!
Спустя считаные секунды высокий русоголовый парень стоял перед ним с запотевшей кружкой. Саша в несколько глотков осушил её и рухнул в кресло. Парень, ни слова не говоря, опустился на колени и начал освобождать ноги своего барина от сапог, придвинул к нему пару домашних туфель, а сапоги поставил за дверь и так же молча вытянулся у стены.
Саша некоторое время сидел, ожесточённо кусая ноготь большого пальца, потом вскочил, отшвырнул мягкие туфли и босиком забегал по комнате.
– Александр Андреич! – подал голос парень. – Обуйтесь, не ровён час, палец зашибёте опять…
– Молчи! – рявкнул Александр Андреич, продолжая беготню.
– Нет, вообрази, Ванька, – он внезапно остановился перед слугой. – Матушка задумала меня женить! Определённо женит, и к гадалке ходить не надо! И уж мне её никак не своротить!.. Ну, что молчишь, как пень?!
– Барыня строга…
– Сам знаю, что строга! Ещё что скажешь?!
– Александр Андреич, вы бы узнали, кто невеста, вдруг красавица да умница…
– Что ты мне выкаешь?!! – вдруг разъярился Саша. – Знаешь ведь, не люблю! Называй, как велю!! Ну?!!
– Мин херц, ты сердит не в меру, надо бы лечь спать – утро вечера мудренее… – спокойно сказал слуга.
Сашенька, наслушавшись в отрочестве рассказов о Петре и о Петровской эпохе, впечатлился настолько, что пожелал именоваться «мин херцем» – не больше и не меньше.
– Мы с тобой как Пётр и Меньшиков, – заявил он Ваньке, – поэтому обращайся ко мне мин херц – моё сердце, значит.
Ванька согласился. Он вообще старался не спорить со своим неуравновешенным хозяином, а воздействовать на него исподволь, потихоньку. Изъявил барин желание называть его мин херц – пожалуйста, буду называть, но – осторожно, потому как ежели он сильно не в духе, можно и леща схватить за «тыканье».
Ванька вырос вместе с Сашенькой, более того – был его молочным братом. После родов, которые были тяжёлыми и длительными, оказалось, что у Елизаветы Владимировны нет молока, грудь была абсолютно суха и никакие целебные средства, никакие травки и заговоры не помогали. Но к счастью, немного раньше родила сенная девушка Танька, и её молока хватило обоим мальчишкам. Танька была освобождена от всяческой работы и лишь нянчилась с маленьким Сашенькой, не забывая и о своём сыне, прижитом неизвестно от кого. Как ни допытывались, так и не узнали, кто отец мальчика. Сама она тоже была в возрасте, не сказать чтоб уродина, но и красавицей её никто бы не назвал, самая обычная среднерусская внешность: русая коса, серые глаза да румянец во всю щёку. Поговаривали, что родила она для себя, невзирая на обычно следуемый в таких случаях позор. Но вышло, что благодаря покровительству Елизаветы Владимировны о позоре никто и не вспоминал, наоборот, многие девки завидовали счастливой Танькиной судьбе: дескать родила – и ко Христу за пазуху угодила, ни забот, ни хлопот.
А поскольку барыня и барин были очень добры, то и особого различия между мальчиками не делали, справедливо решив, что сыну необходим товарищ его возраста для игр и учения, а что Ванька крепостной – ещё и лучше: вырастет – будет при сыне доверенным слугой и камердинером, на которого можно положиться, который, в случае чего, и жизнь свою не колеблясь отдаст. Известно ведь, что дружеские узы самые крепкие, а что из друзей один хозяин, а другой – слуга, так это заведомо так и бывает даже и среди людей, равных по положению.
Ванька учился хорошо, мальчик он был смышлёный и знания впитывал, как губка, но, по увещанию своей матери, женщины, как оказалось, вполне дальновидной, ум свой не демонстрировал, оставляя первое место барчуку и довольствуясь вторыми ролями. В играх тоже главенствовал Саша, но не всегда: Ваньке было тяжело бегать и прыгать, плавать, нырять, лазать по деревьям ниже своих способностей, и порой он обходил своего маленького хозяина. Иногда это было без последствий, а иногда Саша начинал бушевать, и тогда Ваньке влетало от матери, но он не обижался: рано понял своё бесправное положение и не протестовал. А вот Андрей Александрович и Елизавета Владимировна за подобное не наказывали Ваньку никогда, даже если мальчишкам случалось подраться и Саша заявлялся к родителям с разбитой губой или синяком под глазом. «Пусть знает, что надо быть сильным, и храбрым, и умным – быть, а не казаться, – решил Андрей Александрович. – Неважно, кто соперник: крестьянин или вельможа – все мы перед Богом равны».