– Да что ты трясёшься, дурья башка! – вконец разъярился Саша. – Иди сюда! Смотри!
Он толкнул слугу к зеркальцу.
– Ты видишь?! Глаза, нос, волосы – у нас всё одинаковое, словно мы братья! Как две капли воды! Руки у тебя не мозолистые, – продолжал он, – изъясняться умеешь получше моего, манеры имеешь… Всё! Кончено! Адрес вот, на грамоте! А я пошёл. Если вечером не приду – ищи меня… Спросишь у трактирщика где.
Саша повернулся на каблуках и вылетел из комнаты.
Ванька ещё раз посмотрел на себя в зеркало, вздохнул и стал облачаться в барскую одежду. План, придуманный Сашей пугал его и будоражил одновременно: каково это – почувствовать себя вольным человеком?! Хоть ненадолго…
Подъехав на извозчике к небольшому дому Ковалевских, коего и расположение, и окружение вещало о том, что хозяева живут небогато, мало того – скромно, Ваня опять ощутил непривычную дрожь в коленях. Потоптавшись немного у небольших ворот, он вытер о нарядные штаны вспотевшие ладони и, взявшись за колотушку, постучал. Не дождавшись ответа, постучал вновь, но тут дверь неожиданно распахнулась, и юноша отпрянул назад, наступив на камень и потеряв равновесие.
– Что вы, что вы, голубчик!– испуганно воскликнул пожилой мужчина с добрыми голубыми глазами и шапкой русых седеющих волос. – Можно ли так неосторожно!
Он подхватил Ваньку под локоть и помог удержаться на ногах.
– С кем имею честь? – любопытство так и вспыхнуло в его глазах.
Иван, от неожиданности растерявший все мысли, несколько мгновений открывал рот, как рыба, выброшенная не в меру игривой волной на берег, но тут лицо мужчины осветилось неподдельной радостью и он, обернувшись в глубь двора, крикнул:
– Наташа, Наташа, счастье-то какое! Сынок Андрея Александровича Зарецкого к нам пожаловал!
Из открытых дверей не слишком презентабельного дома выглянула невысокая полнотелая женщина и всплеснула руками.
– Охтеньки мне! А у нас и не готово ещё ничего! Проходите, батюшка, проходите! Как же вы на папеньку своего похожи! Чисто Андрей Александрович!
И Ванька, влекомый неумолимой судьбой в лице Николая Пантелеймоновича Ковалевского, бывшего служащего третьего департамента, а ныне дворянина без определённых занятий и доходов, ступил через порог…
– Пожалуйте к столу! – Наталья Николаевна, верная спутница своего супруга, улыбаясь не только глазами и губами, но и всем добрым лицом, провела юношу в гостиную.
Только он собрался присесть за небогато, но заботливо сервированный стол, как хозяйка ахнула:
– А умыться-то! Я, чай, все пропылились в дороге! Палаша, неси воды барину умыться!
При слове «барин» Ванька вздрогнул и вновь вспотел. Он встал и хотел было уж открыться присутствующим невзирая на неминуемые последствия, но тут пулей влетела хорошенькая Палашка с тазом, кувшином и полотенцем на плече и, стреляя глазами в молодого «барина», предложила умыться с дороги. «Барин» неловко закатал рукава непривычной одежды и склонился над тазом. Прохладная вода остудила горевшие щёки, и Ванька укрепился в намерении рассказать правду таким милым и добрым людям. «Чему быть, тому не миновать, – подумал он. – Ну, полютует мин херц, покуражится, но не до смерти ведь… да и барыня заступится…»
Ванька принял полотенце из рук дворовой девки и стал утираться. Спрятавшись за вышитым полотном, он ещё раз вздохнул, собираясь с силами, отнял повлажневшую ткань от лица и остолбенел. Вместо девки Палашки перед ним стояла и держала кувшин невысокая голубоглазая девица с пшеничного цвета прямыми волосами, старательно забранными за маленькие, слегка оттопыренные ушки, сквозь которые, казалось, просвечивали розовые лучи солнца. Необыкновенно светлые голубые глаза с чёрными зрачками и тёмно-синей окаёмкой радужки блеснули озорством, аккуратные малиновые губки улыбнулись, показав прелестные белые зубы, на щеках сверкнули ямочки и раздался звонкий хохот.
Ванька тут же всё забыл.
– Пусенька! – с укоризной воскликнул Николай Пантелеймонович, но столько было любви и ласки в его голосе, что у Ивана защемило сердце. – Тебе бы только шалить! Это ведь суженый твой приехал, поприветствуй его как положено!
Пульхерия передала кувшин Палаше и церемонно присела в реверансе, потушив длинными пшеничными ресницами задорные искорки:
– Доброго здоровья вам, Александр Андреевич! Пожалуйте к столу, уж не побрезгуйте, чем богаты, тем и рады!
– И вам желаю здравствовать, Пульхерия Ивановна! – с замиранием в сердце произнёс Ванька, одним махом отказавшись от своего праведного плана и предложив Пульхерии руку, на которую она и оперлась невесомо своей маленькой ладошкой с розовыми тонкими пальчиками.