– Испортили суку, скоты!! – рявкнул он, мгновенно разъярившись. – Недоглядели, свиньи!!
Он размахнулся и наотмашь ударил старика по лицу. Михей кубарем покатился по земле и лежал, охая, не имея сил подняться. Саша схватил висевший на стене арапник, принялся охаживать псаря:
– Дармоеды! Хлеб мой едите, а за сукой уследить не можете!!!
Плеть свистела в воздухе, опускаясь на спину и голову старика, который только стонал и беспомощно прикрывался руками. Замахиваясь в очередной раз, Саша неожиданно почувствовал, что арапник выхватили из его руки. В бешенстве он обернулся и увидел Ивана, который отбросил плеть:
– Нехорошо, барин, стариков бить! Не по-божески это! – сказал, смело глядя в глаза своему господину.
Саша задохнулся от негодования и опешил, Иван же поднял старика, отряхнул его платье и сказал:
– Иди, дядя Михей!
Старик заковылял к псарям, которые, сбившись в кучку, потеряли дар речи от невообразимой выходки парня.
– Ты?! – в бешенстве рявкнул Саша.
– Я, барин, – подтвердил Иван.
– Как ты, холоп, смеешь поднимать руку на своего господина?! – ярость брызгала каждым словом.
– Седины уважать надо, барин, Михей – такой же человек, как и вы, – спокойно сказал Ванька.
– Ты совсем ума лишился?! – Саша уже шипел. – Ну ладно! Погоди у меня!
– Гожу, барин! – уголок рта парня чуть дёрнулся, и этого было довольно, чтоб его брат окончательно вышел из себя. Саша побелел, отступил назад и крикнул:
– Позвать мне Фёдора!
Кто-то из псарей стремглав ринулся выполнять приказ барина. Спустя минуту примчался камердинер.
– Вот этого, – белыми губами сказал Саша, – запереть до самого суда! Из еды – хлеб и воду давать раз в сутки!
– С нашим удовольствием, мин херц! – Федька, нехорошо улыбаясь, скрутил руки парню и ткнул его в спину, – Пошёл!
– Куда идём, Федя? – спросил Иван.
– Не твоё собачье дело! – Фёдор опять ударил его по спине.
– Перед барином ты выслуживаешься, так кто ж из нас собака? – за эту дерзость его немилосердно толкнули, так что он, чудом удержавшись на ногах, слетел по лестнице в погреб.
– Посиди здесь да подумай, кто из нас собака! – ядовито сказал камердинер, с грохотом захлопнул дверь и повесил амбарный замок.
Суббота наступила второго января, двое суток его продержали в погребе, где температура ненамного отличалась от уличной.
– Наша горница с Богом не спорится, – бормотал Иван, то кутаясь в зипун, то делая упражнения, чтоб разогреться.
Во второй половине дня, пополудни, начались приготовления к суду. Фёдор распорядился поставить на заднем дворе для барина кресло и стол, на который положили кондуит; принесли лавку, кадку с пучками замоченных в солёной воде розог; согнали челядь. Ивана извлекли из погреба и скрутили спереди верёвкой руки.
День был солнечный и тёплый, вчера был небольшой снегопад, украсивший двор красивыми сугробам, но сегодня солнце слегка подтопило снежок, и под ногами стало слякотно. Ваньке, двое суток просидевшему в темноте, свет резал глаза, и он прищурился, пытаясь разглядеть Пульхерию, но её рядом с барином не было.
«И слава Богу!» – с облегчением подумал он.
Слуги, стоявшие нестройной толпой, угрюмо ждали, пока барин начнёт говорить. Каждый знал за собой какую-то провинность, но не знал, что за неё полагается, и томительное ожидание своей участи вселяло в души крепостных тоску. Один Иван, наверное, не терзал себя догадками: он был уверен, что за все свои выходки лишними трудами не отделается, ему-то уж точно влетит по первое число. Парень не думал, что его отправят в уезд, потому что в таком случае глумиться будет не над кем и зло особо ни на ком не сорвёшь с таким удовольствием, как на нём. Он спокойно стоял впереди и сбоку толпы, глубоко вдыхал свежий воздух и посматривал по сторонам. Внезапно почувствовал, словно большой пёс прижался к его боку, и увидел Савку, который протолкался сквозь толпу поближе к старшему другу и стал рядом. Вид у парнишки был бледный, под глазами – синяки, он, видно, ночь не спал, всё думал про розги. Ваня толкнул его плечом и улыбнулся, но Савва не ответил на дружеский тычок – был целиком поглощён своими страхами.
– Ну что ж, дети мои! – наконец заговорил барин, проморив слуг тревожным предчувствием. – Вот и настал день суда! Сегодня каждый получит, что заслужил, всё здесь! – он торжественно возложил длань на чёрную книгу.