Возле причала покачивались двадцать алюминиевых лодок.
Не заглушив мотора, он быстро подошел к задней двери автобуса, вынул из кармана складной нож и вырезал в пластмассовой канистре с бензином отверстие. Подняв канистру, он собирался уже вытащить ее, когда увидел огни фар. Мэйл замер и прислушался, но машина проехала мимо.
Он взял зажигалку, установил регулятор на максимум, привязал резиновой лентой рычажок клапана: получился миниатюрный факел. Мэйл бросил пятигаллонную канистру в окно.
Стекло зазвенело. Вслед за канистрой Мэйл швырнул в окно зажигалку, и сарай с шипением вспыхнул. Когда Мэйл выезжал со стоянки, огонь охватил уже все помещение.
Черт возьми! Он хотел бы задержаться здесь.
Мэйл смотрел через зеркало заднего обзора, пока сарай не скрылся из виду. В детстве он поджег дом в северной части Сент-Пола и вернулся назад, чтобы полюбоваться пожаром с крыльца начальной школы. Ему нравилось созерцать пламя, ощущать волнение толпы, близость людей, собравшихся посмотреть на пожар. Он казался себе шоуменом, кинозвездой.
Слушая разговоры, он еще тогда понял, что все испытывают некоторое удовольствие от того, что дом соседа сгорел.
Возвращаясь к себе под ночным небом, Мэйл подумал об Энди Манет. Может, это и к лучшему. Он много трахал ее, пора заняться другой.
Завтра, однако, он снова захочет ее — во всяком случае, одну из них.
Он уже чувствовал это.
Глава 11
Лукас встал через несколько минут после Уивер. В выходивших на восток окнах брезжил бледный утренний свет. Пока Лукас умывался, Уивер готовила завтрак. Одевшись, Лукас вытащил из ящика с носками кольцо, поиграл им, потом сунул в карман брюк. Он делал это почти ежедневно в течение месяца.
Уивер стояла на кухне у мойки, что-то напевая себе под нос, и вырезала сердцевину из дыни-канталупы.
— Сегодня тебя ждет что-то приятное? — спросил Лукас. Утром его голос был скрипучим, как ржавые ворота, но Уивер привыкла к этому.
— Ничего интересного, — ответила она. — Сначала — женщина со шрамом на лице, который я надеюсь убрать.
— Похоже, ей нужен специалист по пластическим операциям, — заметил Лукас, вставив два ломтика хлеба в тостер.
— Иногда я делаю пластические операции, — сказала Уивер. — Потом мы должны принять роды. Вероятно, будет шесть операций.
Лукас любил, когда Уивер рассказывала о работе, ему нравилось видеть ее воодушевление, хотя он не всегда понимал ее. Он присутствовал на нескольких операциях, стоя в халате и стараясь не мешать. Его поражала точность движений Уивер и то, как непринужденно она отдает команды.
Уивер чувствовала себя полновластной хозяйкой в операционной, как и ее пятидесятилетний учитель Джордж Хоуэлл, занимавшийся восстановительной хирургией.
— Ты слушаешь? — спросила Уивер.
— Конечно.
— У тебя какие-то нарушения. Ты можешь заниматься шестью делами одновременно в три часа ночи, а в шесть утра не способен сложить два и два. Тебе надо пройти обследование. Давно это с тобой?
— Обследование не улучшит мои математические способности.
Они ели, обсуждая предстоящие дела. Поцеловав уходящую Уивер, Лукас рухнул на кровать.
Шеррил и Блэк заканчивали работу в кабинете Манет. Лукас заехал туда в восемь часов, все еще неважно себя чувствуя. Блэк тоже был не в духе и ворчал на свою напарницу.
— Шесть человек. Ни одной женщины. Андерсон проверяет их всех по компьютеру. Они попадут в сегодняшний отчет. Мы присматриваемся к ним, парни из ФБР изучают их досье. Сейчас мы проглядываем записи повторно… отмечаем менее выраженные случаи.
— Что с теми шестью?
— У них крыша совсем поехала, — сказал Блэк.
— Совсем поехала, — повторила Шеррил, такая же бодрая, как и Уивер. — Я все же хотела бы знать, как мы поступим с этими сексуальными маньяками.
— Мы доберемся до них, — ответил Лукас.
Когда Лукас вышел из кабинета Манет, секретарша молча указала ему глазами на двери внутренних офисов. Поняв значение этого настороженного взгляда, Лукас прошел по коридору и остановился возле автоматов с колой. Через несколько секунд появилась секретарша.
— Меня очень огорчил разговор с вами, — нерешительно сказала она.
— Мне нужна любая информация. Любая. Там двое детей!
Она кивнула.
— После всего этого я кажусь себе… предательницей. Нэнси не узнает?
Лукас покачал головой.
— Никто не узнает.
Та испуганно посмотрела на кабинет Вулф.
— Вот что: здесь хранятся не все записи Энди.