Очки ночного видения ничего не давали, ибо мелькание прожекторов сбивало настройку прибора. Хэйвуд снял их.
— Сюда, — позвал его Лукас, — к контейнерам.
Они бежали по дороге, а прожектора с моста ослепляли их. Лукас взял рацию и попросил отвести прожектора в сторону.
— Ни черта не вижу! — пробормотал Хэйвуд. — Никогда со мной такого не было.
Войдя в промежуток между контейнерами, Лукас обнаружил второй ряд, отделенный от первого проходом. Кругом была кромешная тьма.
— Если он здесь и вооружен, заходить туда — чистое самоубийство, — заметил Хэйвуд.
Лукас связался по рации с вертолетом.
— Вы можете вернуться к элеватору? Здесь два ряда контейнеров. Осветите проход между ними.
Вертолет завис над ними. За сотню футов до конца ряда Лукас, заметив блеснувшую в проеме хромовую деталь, крикнул в рацию: «Сюда!» — и схватил Хэйвуда за руку.
— Вот наш микроавтобус!
Полицейские обходили округу, и в домах зажигались огни. Мэйл ясно слышал голоса. Какая-то женщина крикнула соседу: «Что, утечка газа?»
«Нет, ищут какого-то маньяка», — ответил тот.
Мэйл доплыл до вязкого берега и, дрожа от холода, пополз вверх. Пробираясь сквозь деревья, он услышал, что приближаются полицейские. Вокруг него заплясали пятна света от фонарей. Оглядевшись, Мэйл вернулся к воде, погрузился в нее и затаился.
— Возможно, он дышит через соломинку, — донеслось до него.
— Надо проверить кусты…
— Сейчас…
Когда шаги приблизились, Мэйл пригнул голову. Полицейский пошарил ногой в кустах и осветил фонарем воду.
— Здесь никого нет.
Когда полицейские удалились, Мэйл снова переплыл пруд. Теперь он не мог унять дрожь. Ему никогда еще не было так холодно. Он пополз вперед, подтянул ноги к груди и попытался унять дрожь. Его преследовал запах утиного дерьма.
Вертолет завис в воздухе за железнодорожными путями. Вдоль ряда контейнеров двигались три полицейские машины.
«Нашли! — подумал он. — Нашли чертов микроавтобус». Снова донесся лай: они пустили по следу собак? Господи!
Лай усилился, собаки были возбуждены. Он должен уйти отсюда. Мэйл пополз назад через кусты, потом встал и огляделся. Похоже, полицейские окружили его, но ему все равно придется прорваться.
Канализация, вдруг мелькнуло у него в голове.
Но он отверг эту мысль. Попав туда, он умрет. Он представил себе замкнутое пространство…
Мэйл всегда страдал клаустрофобией, поэтому и не мог вернуться в больницу. Там его не били, но наказывали иначе. Поняв, что у Мэйла клаустрофобия, его поместили в Комнату спокойствия…
Пригнувшись, Мэйл пересек подъездную дорогу, перелез через забор и попал во двор. Миновав дом со светящимися окнами и кусты флердоранжа, перескочил через проволочную ограду, пересек следующий двор, снова перескочил через забор. Тут он услышал лай. Рискнуть? Почуяв его, собака бросилась к забору, за которым он прятался, и зарычала.
Мэйл побежал назад, слыша отовсюду лай.
Лукас сообщил в диспетчерскую номера микроавтобуса.
Через тридцать секунд из рации донеслось:
— Мы установили адрес — это дом в Игане.
Глава 28
Слишком гибкие пружины от матраса нельзя было использовать как оружие. Они хотели сделать что-то вроде ножа для колки льда, но им не удалось полностью выпрямить пружину.
Тогда они превратили пружины в толстые иглы, заточенные о камень, торчащий из стены.
Встав на туалет, Грейс начала ковырять древесину вокруг гвоздя.
— Гораздо лучше, — сказала она Энди. — Отлично получается.
Поработав десять минут, она уступила место Энди, а потом снова встала на туалет. Наконец гвоздь поддался, и она повернула его.
Грейс затаила дыхание.
— Мама, он вылезает. Вылезает! — И она выдернула гвоздь.
Энди поднесла палец к губам.
Грейс прислушалась.
— Должно быть, мне показалось.
Грейс испуганно посмотрела на дверь. Мэйл давно не появлялся.
— Нам нужно еще немного времени. — Взяв гвоздь, Энди стала затачивать его. — Мы должны сделать это, как только он придет. Иначе он убьет меня, а потом тебя.
Грейс кивнула. Она уже думала об этом.
Энди взглянула на дочь. Грейс потеряла фунтов десять. Ее волосы слиплись, кожа стала восковой, почти прозрачной, руки дрожали.
— Значит, мы сделаем это, но нам надо составить план.
Они провели здесь почти пять дней, думала Энди. — Он насиловал ее… раз двадцать.