Скайбрайт прижалась к поручню, посмотрела вниз, радуясь невольно виду. Красота была нормальной. Вода внизу была глубокой, прозрачно-зеленой, она заметила в ней серебряных рыбок. Полдень, солнце грело ее шею. Она сбросила накидку. Жар лета превратился в прохладу весны. Пахло новыми цветами — слабый аромат персика, насыщенный запах глицинии. Она знала, что могла верить змеиному чутью, но перемена времен года удивляла ее.
— Мы в южной Ксии? — спросила она. — Пахнет весной.
— Это и есть весна. Я отправил нас вперед по времени.
Скайбрайт лишь рот раскрыла.
— Я думал, что будет мило насладиться погодой в Цинь Чуне, — сказал Стоун. — И временно уйти подальше от Великого сражения…
— Ты и такое можешь? — она пыталась не выдавливать слова. Она не понимала всего, но, казалось, уловила смысл. — Двигать во времени? — это пугало. Парализовало.
— Я не могу увести далеко в будущее. Мы подвинулись на пару месяцев вперед, — сказал он так спокойно, словно обсуждал пейзаж.
— А в прошлое? — прошептала она.
Он тряхнул головой.
— Никогда. Я не могу вернуться.
Она вцепилась в поручень, обнаружила вырезанную львиную голову. Стоун мог двигаться во времени и пространстве, легко перешагивать месяца. Скайбрайт подозревала, что это было легко для бессмертного. Она не могла перестать воспринимать время как человек, как делала всю жизнь, четкими гонгами из монастыря Кай Сена на горе Тянь Куан, фестивалями и праздниками. Если это весна, то Чжэнь Ни скоро будет семнадцать, как и Скайбрайт. Но что ей теперь возраст?
Вдруг ей захотелось домой так сильно, что в груди стало пусто. Что делали Чжэнь Ни и Кай Сен все это время? Они думали о ней или жили дальше?
— Ты слаба от голода, — Стоун коснулся ее рукава, она заметила, что одежда изменилась, была достойной наложницы императора. Она была в шелковом платье бледно-розового цвета с лавандовыми воротником и краями рукавов. Шелк был нежнейшим, отражал солнце. Изящные сливовые цветы были вышиты на платье, и оно подчеркивало изгибы ее тела, открывая больше, чем она привыкла. Накидка исчезла из ее рук.
Стоун изменил и свое одеяние. Вместо брони он был в тунике и штанах темно-синего цвета, украшенных серебряными геометрическими узорами на воротнике и рукавах. Скайбрайт видела в похожей одежде отца Чжэнь Ни, богатого торговца. Узел воина на голове Стоуна оказался ниже, как у мирных жителей.
— Это лучший чайный домик в провинции, — Стоун пересек мостик, Скайбрайт прошла за ним в прохладное помещение двухэтажного здания.
Чайный домик был полон людей, они стояли на краю главного этажа. Темные колонны поддерживали здание, Скайбрайт видела похожие балки на потолке. На стенах и балконе второго этажа были расшитые гобелены с золотом. Солнце проникало сюда ярким светом. Клиенты сидели за квадратными столиками, в основном, мужчины, а с ними пара женщин. Их волосы были распущены, так не поступила бы на публике приличная женщина. Целомудренных женщин тут и не было бы.
Рев клиентов медленно угасал, головы поворачивались к Скайбрайт и Стоуну. Мужчины отмечали богатое одеяние Стоуна, но никто не мог выдержать его взгляд, словно чувствовали его силу. Но они не стеснялись разглядывать Скайбрайт. Они нагло пялились, ее лицо, тело, опять лицо. Пьяные глазели на нее.
Она никогда не была на виду. Она подняла ладонь к щеке.
— Они смотрят на мой шрам, — прошептала Стоуну Скайбрайт.
— Они смотрят, потому что ты поразительна.
— Они думают, что я — сопровождение.
— Нет, но хотели бы, — ответил он с долей веселья.
Мужчина с золотыми и нефритовыми кольцами провел их за столик в тихом углу с милым видом на канал и город. Слуга тут же принес им кувшин рисового вина и две чашки.
— Несите ваши лучшие блюда, — сказал Стоун.
Юноша кивнул и безмолвно ушел.
Стоун налил в фарфоровые чашки вино и подвинул одну ей.
— Ты уже бывала в Цинь Чуне?
— Слышала о нем, — она осторожно глотнула, вино обожгло горло, но привело ее в чувство. — Но я никогда не бывала так далеко на юге, — она скользнула взглядом по синей черепице изогнутых крыш, персиковые деревья в цвету и листья плакучих ив на берегах канала. — Все так красиво, как и говорили.
Стоун улыбнулся. Она заметила, что он не притронулся к вину.