Впрочем, даже одного беглого взгляда на обнаженные тела, лежавшие под матовыми лучами люминесцентных ламп, было достаточно, чтобы убедиться: это — не Ксения. Маленькая, хрупкая женщина была убита ударом острого предмета прямо в сердце, рана зияла немного выше левого соска. У второй, грузной женщины, смертельный удар пришелся в затылок. Лица обеих хорошо сохранились, поэтому, с ходу не признав жену, Крафт махнул мне рукой и заторопился к выходу.
Лишь на улице, отдышавшись и смахнув платком со лба капли выступившего пота, Крафт смог говорить:
— Слава Богу, не Ксения… Надежда остается… Вам часто приходится спускаться сюда?
— Когда как, — я пожала плечами. — Иногда по полгода не заглядываешь, а порой пару раз на неделе приходится.
— Сочувствую. Куда сейчас, в нейрохирургическую клинику?
Областная нейрохирургическая больница располагалась на длинной улице, тянущейся вдоль Волги. Четырехэтажное здание, построенное в годы первых сталинских пятилеток, имело лишь один, тщательно охраняемый вход. Сотрудник охранного агентства заставил нас снять верхнюю одежду в гардеробе, только потом пропустил в административное крыло, располагавшееся на первом этаже. Здесь нам не повезло с самого начала. Главного врача по случаю субботы на месте не оказалось. Дежурный администратор, заместитель главного по лечебной части, долго и придирчиво изучал наши паспорта. Благообразный внешний вид Крафта не позволял врачу отказать с ходу или врать относительно запрета посещения реанимации — для опознания безымянных больных родственников пускали и в такие палаты. Но существует удивительный тип руководителей, да что там руководителей, даже мелких клерков, сидящих, к примеру, на посту в тех же больницах и не пропускающих посетителей четко по букве инструкции, — то время приема не подошло, то тапочек не оказалось, а больничные правила их требуют от посетителей, в то время как многие медики спокойно входят в палаты в уличной обуви. Словом, эта категория людей упивается властью, возможностью унизить кого-то из зависимых от них людей.
Вот и сейчас я почувствовала, что терпение моего клиента иссякло.
— Что-нибудь не в порядке, коллега? — яростно играя желваками скул, произнес Крафт.
— Часы приема у нас утром с 7 до 9, а вечером с 17 до 19. А сейчас только… — он взглянул на часы, — около полудня. Да, а в каком смысле коллега? — заместитель по лечебной части поднял невинные голубые глаза на Крафта.
— Мой дядя — академик РАН, — пояснила я за ошарашенного ученого.
Последний аргумент возымел должное действие. На нас напялили белые медицинские халаты и в сопровождении самого зама мы поднялись на четвертый этаж, где располагались операционные и палаты интенсивной терапии.
В одной из таких палат на кровати лежала женщина с перебинтованной головой. Паутина проводов тянулась от ее тела к многочисленным приборам, стоящим рядом с постелью. Кривая сердцебиения выводилась на экране осциллографа. Через трубку, закрепленную на губах, подавался кислород. Глаза пациентки были закрыты.
— Поступила около полуночи по «скорой помощи». Предположительно сбила автомашина в районе улицы Кутякова. Тяжелая черепно-мозговая травма, ночью дежурной бригадой нейрохирургов проделана операция. Вдобавок сломана правая нога, имеются многочисленные ушибы и ссадины. Состояние тяжелое. В сознание больная не приходила, — в полголоса пояснила врач, дежурившая в реанимации.
Я вопросительно посмотрела на Крафта.
— Можно попросить посмотреть тело, голова перебинтована, я не решаюсь сказать с ходу, — прошептал Крафт сопровождавшему нас администратору.
Тот молча кивнул, а медсестра осторожно приподняла одеяло с простыней, прикрывавших тело пострадавшей. В отличие от морга здесь Александр Андреевич осмотрел больную с особой тщательностью.
— Нет, это не она… — наконец прошептал он.
Втроем мы вышли в коридор.
— Не узнали? — вежливо поинтересовался доктор Северинов, как явствовало из укрепленного на его халате блэджа.
— Похожа, очень похожа. Возраст тот же, телосложение примерно одинаковое. Но вот мельчайшие подробности — родинки, отсутствие шрама от аппендицита не совпадают с той, которую мы ищем, — пояснил Крафт мне и врачу.
Попрощавшись, мы спустились к машине, оставленной на стоянке метрах в ста от больницы. Настроение моего клиента улучшилось. Он явно радовался отсутствию жены среди покойников и пострадавших. Меня же это только настораживало и не давало расслабиться. Ведь отсутствие тела не означает, что пропавшая жива. Она вполне могла стать жертвой нападения сексуального маньяка и сейчас покоится где-нибудь на дне оврага, которых много проходит по городской территории, или валяется под сучьями в зеленке — так на языке военных называются рощицы, усеявшие холмы близ города.