Я боюсь не только проговориться сама, но и страшно переживаю за Кирилла — вдруг не выдержит он? Хотя ему легче, все-таки профессиональный актер. Меньше недели жить двойной жизнью — и такая нервная нагрузка. Что же говорить о наших нелегалах из Службы внешней разведки? Надо будет при случае расспросить Анатолия Михайловича, как ему жилось тридцать лет под чужим именем?
Сегодня трудный день. Утром должна прийти Тамара, принести «оружие возмездия» — яд, которым я должна буду отравить Кирилла. Потом надо встретиться с друзьями — успеть подменить яд на новую разработку наших разведчиков, обещанную Кузнецовым. Удастся ли задуманная комбинация? Тамара — тертая баба, ее на мякине не проведешь. Вечером — мое очередное «любовное» свидание с Майдановским, которое по замыслу режиссера этого спектакля Тамары должно стать последним. По крайней мере для ее муженька. А вдруг и для меня тоже?
Начинаю волноваться. Плохо это или хорошо? До известных пределов волнение закономерно. Я же не робот. Но надо собраться в комок, сейчас все зависит только от меня самой.
Таким мыслям я предавалась, лежа на огромной гостиничной кровати. Кирилл ушел рано утром — по его словам, ему надо до репетиции заехать еще домой, он забыл там какие-то тексты или еще что-то. Это хорошо, мне нужен этот день. Я предупредила Майдановского, что срок моей «командировки» заканчивается и наш сегодняшний вечер будет последним. Кирилл встретил это известие внешне спокойно. Хотя он прекрасно понимает, что этим вечером нам предстоит самая важная сцена — финал!
В восемнадцать часов мы должны отправиться на ужин в ресторан. А сейчас надо вставать, идти в ванну, приводить себя в порядок. Я умылась, позавтракала, сделала деловой макияж, когда в дверь моего номера постучали. Пошла открывать. На пороге стояла Тамара, а сзади громоздился ее секьюрити Илья.
— Привет! — Тамара бесцеремонно вошла в номер. — Пташка чистит перышки? — произнесла гостья, снимая пальто, услужливо подхваченное охранником.
— А как же? Сегодня я должна быть самой обаятельной и привлекательной! — мило улыбнулась я, но тон хозяйки мне отчего-то сразу не понравился.
— Конечно, не спорю. Сердце Майдановского ты разбила в переносном смысле. А ночью разобьешь в прямом, — Тамара зловеще хохотнула, вальяжно развалясь на диване. — Илья, покажи девочке, как ей придется замочить партнера.
Илья, усевшийся в кресло, достал из кармана пиджака небольшую коробочку, похожую на те, в которых обычно в ювелирных магазинах кладут кольца, броши и прочие драгоценности. Открыл ее. Там лежали запонки и булавка для галстука, сделаные из золота.
— Когда огонь страсти у вас уляжется, — ехидно улыбнулась клиентша, — достанешь эту коробочку. Вы расстаетесь, вполне логично приподнести любовнику подарок за чудесно проведенные ночи. Пусть возьмет в руки, посмотрит. Брать в руки можно, ничего страшного. Кстати, вот тебе еще и рубашку с галстуком для объекта. Не волнуйся, размер его, все подойдет, — Тамара вытащила из сумочки целлофановый пакет с новой белой рубашкой и галстуком.
— Загорись желанием все сразу примерить. Застегнешь запонки, завяжешь галстук — кстати, ты галстуки завязывать умеешь? — москвичка вопросительно взглянула на меня.
— Показать? — я подошла к Илье, намереваясь стащить с него галстук.
— Ладно, верю! — отмахнулась Тамара. — А когда станешь прикреплять булавку, нечаянно уколешь его вот этим острым кончиком…
Илья осторожно, платком, видимо, чтобы не оставить отпечатков, вынул из ювелирной коробочки булавку и показал мне острый конец.
— Яд накачан внутри. Достаточно мельчайшему количеству попасть под кожу, как начнется сердечный приступ и произойдет инфаркт миокарда. Типичная болезнь артистов и политиков, — давала инструкции Тамара. — Когда он скончается, мы с Ильей заскочим, убедимся в летальном исходе, рассчитаемся с тобой (уж больно мне не нравится этот глагол — рассчитаться!), заберем украшения и уйдем. Ты вызовешь «скорую». Врачи констатируют смерть. Вот и вся технология.
— Внезапная смерть — это всегда уголовное дело, судебно-медицинская экспертиза. Будут же исследования крови. Яд наверняка обнаружат. Подозрение сразу упадет на меня. Зачем мне садиться? — я начала «качать» волнение.