Взяв в гардеробе пальто, Майдановский догнал меня, ждущую его у лифта. На этаже, кроме дежурной, никого не было. Открыли дверь номера, вошли внутрь, закрылись с той стороны Я бросилась на шею Кирилла и вдруг разревелась. Он растерянно гладил меня по голове, целовал в мокрые глаза, потом сел на диван и усадил меня к себе на колени:
— Что случилось, девочка моя? Я никогда не видел тебя плачущей…
— Он еще спрашивает, что случилось! — сквозь всхлипывания возмущалась я. — Да влюбилась я в тебя, жеребца старого, вот оно что! Неужели ты не видишь? Или ты думаешь, я играю, как играешь ты, чурбан бесчувственный! — рыдала я уже по-настоящему.
— Наденька, милая, прекрати плакать, пожалуйста! Я твой, у меня больше нет никого, ни одной женщины…
— Кроме той, которая у тебя в паспорте, — заочно обвинила я Тамару.
— Любят не паспорт, а женщину. А ты у меня одна… — упорно продолжал заверять меня Майдановский.
— Так я тебе и поверила. Торчал тут полгода и ждал, пока я приеду…
— Ждал, пока ты приедешь! — слово в слово за мной повторил Кирилл. — Мне перед отъездом сюда сон приснился, озарение, что я здесь большую любовь встречу. Вот мы и познакомились.
— Знаешь, почему ты мне с ходу понравился? Ты мне отца напоминаешь, а с ним надежно было. Я ведь по сравнению с тобой маленькая-маленькая девочка. Я по натуре буду женой-дочерью. Тебе нужна такая. У тебя нерастраченное чувство любви к детям. Поэтому ты станешь хорошим мужем-отцом, — вытирая слезы, произносила я.
— Так за чем дело стало? Мы созданы друг для друга! — Кирилл улыбнулся по-своему, одними губами.
— Это еще проверить надо! — покачала я головой.
— Сейчас проверим! — глаза Майдановского загорелись.
Приятно, что сегодня я пользуюсь таким успехом у мужчин. Кирилл на самом деле был по-отцовски заботлив. Никто ласковее него не раздевал меня. Он делал это медленно и эстетично. Что ж, сегодня по сюжету наша последняя встреча, мы должны устроить праздник любви друг другу…
Несмотря на полувековой возраст, его кожа сохранила юношескую эластичность. Чем мне нравилась близость с Майдановским, так это длинной прелюдией к каждому совокуплению. Очевидно, сказывались возрастные особенности моего партнера, его надо было разогревать долгим огнем страсти. Меня сводили с ума его долгие ласки, когда тобой овладевает только одна общая мысль: соединиться, соединиться, соединиться!
Мы любили друг друга как хотели и сколько хотели, делая это так неистово, словно нам на самом деле предстояло длительное расставание. Хотя только один Бог знает, что на самом деле нас ждет впереди…
Мы были ненасытны в этот вечер и стремились испить друг друга до дна. Апогеем нашего праздника стала любовь по-французски, только, в отличие от ее утреннего варианта, мы ласкали друг друга, и губы моего партнера нежно проникали туда, куда обычно стремится совершенно другая часть тела…
Наконец мы замерли в изнеможении на кровати, прижавшись друг к другу. Пора…
— Родной мой! Я хочу сделать тебе сюрприз! — прошептала я, глядя в его огромные глаза.
— Отвернуться? — спросил Кирилл.
— Да нет, подарки здесь… — я достала из прикроватной тумбочки пакет с рубашкой и галстуком и коробочку с ювелирным набором.
— Какая прелесть… — прошептал Майдановский, раскрыв коробочку. — У тебя хороший вкус.
Если бы он знал, кто выбирал ему эти украшения и для чего они предназначались!
— Померим прямо сейчас? — предложила я.
— Давай! — охотно согласился Кирилл.
Я помогла надеть ему рубашку, застегнуть запонки. Завязала галстук, надела его, поправила воротник, затянула узел. Кирилл засмеялся.
— Ты чего? — удивилась я.
— Уморительное зрелище — в рубашке, при галстуке, но без трусов… Надо посмотреть в зеркало! — объяснил артист причину своего неожиданного смеха.
— Погоди, надо еще булавку застегнуть! — остановила я Кирилла, взяла коробочку и многозначительно показала ему на оставшееся украшение.
— Понял! — произнес вслух Майдановский и тут же поправился: — С нею ансамбль будет выглядеть законченным.
— Конечно, родной мой… — прошептала я.
Он сел на колени на кровати, повернувшись, чтобы мне было удобней. Я приподняла галстук и, застегивая его, уже отрепетированным утром на Илье движением уколола Кирилла.
Артист вздрогнул, захрипел, повалился на меня. Я осторожно положила его на спину. Судорога прошла по всему телу, Майдановский затих…
Поднявшись с постели, я одела джинсы и водолазку. Через пару минут раздался настойчивый стук в дверь. Пошла открывать. На пороге номера стояли Тамара и Илья. Они молча зашли в зал.