Смотреть на него было неприятно. Несчастный. Сопливый. Карикатура, а не мужик. Тьфу!
— Что-нибудь придумаем, — пообещал Беркутов открывая дверцу «Мутанта». — Садись.
Карабанов послушно сел. Дмитрий завел мотор и вырулил на Первомайскую. Как бы не был затюкан Борис, свалившимися на его голову несчастьями, автомобилист в нем все же взял верх, он оглядел салон, заинтересованно спросил:
— Что это за машина?
— Это не машина — зверь. Мутант называется.
— Никогда не слышал о такой марке.
— И не услышишь. Она единственная в своем роде.
— А ты когда едешь в Среднюю Азию? — спросил с надеждой в голосе Карабанов.
— Послезавтра.
— Жаль! — с сожалением вздохнул Борис.
— Почему?
— Хорошо было бы слинять на время отсюда.
— Это, Боря, не выход. Они тебя и после поездки достанут. Проблему надо решать в корне. Понял?
— Это конечно, — согласился тот. — А у тебя есть где заточки?
— Что-нибудь придумаем, — вновь пообещал Дмитрий.
— А сейчас куда мы едем?
— Ко мне в гараж. Поживешь пока там.
— Спасибо тебе, Дима! — заметно приободрился Карабанов. — Если бы не ты, мне бы был уже каюк.
В гараже Беркутов включил спрятанный в кармане диктофон и напрямую спросил Бориса:
— А теперь рассказывай — за что они хотели тебя убрать?
— Я точно сказать не могу, но наверное из-за автоаварии. Больше не за что.
— Что за автоавария?
— Полгода назад мой КАМАЗ около свертка на Плющиху налетел на «Тойоту». Погибли женщина с сыном.
— Ты считаешь, что это мстят их родственники?
— Да нет. Не в этом дело. Честно признаться, я здесь вообще не при чем.
— Как это — «не при чем»?
— За рулем был ни я.
— А кто же?
— Один мой корефан, Толян Каспийский.
— А каким образом он оказался за рулем твоего автомобиля?
— Он попросил у меня КАМАЗ привезти на дачу стройматериал. Ну, я и дал.
— А он что, слинял с места аварии?
— Ну почему. Вызвал ГАИ. Все чин-чинарем.
— Постой-постой, никак не могу врубиться. Ты-то к этому делу каким боком? За что тебя хотели убить?
— Мы с Толяном похожи. Понял?
— Ну и что?
— А то, что он ездил по моим правам и назвался моим именем. Неужели неясно.
— Его что, посадили?
— Да нет, отмазался. Ментовка посчитала, что во всем была виновата сама женщина.
— А это не так? Он кому-то дал взятку, чтобы дело прикрыли?
— Да нет, ничего он никому не давал. Та машина долго стояла на стенде ГАИ. Ну я из любопытства и решил на нее, дурак, посмотреть. Заглянул в салон, а у неё рычаг скорости в нейтральном положении.
— Ну и что из того?
— Женщина та выезжала на главную дорогу, а потому рычаг у неё должен был быть либо на первой, либо на второй скорости. Правильно?
— Правильно, — кивнул Дмитрий. — Может быть он переключился от удара?
— Может быть. Но только, вряд ли. Но это неважно. Я как-то по пьяни сказал об этом Толяну. И знаешь, что он мне ответил?
— Что?
— Ты, говорит, об этом помалкивай, если жить хочешь. Вот тогда-то я и понял, что с этим автодорожным не все чисто.
— Выходит, что это его дружки тебе только-что привет передали?
— Похоже на то, — согласился Карабанов.
— А кто он такой?
— Толян?
— Да.
— Корефан мой давний. Мы с ним лет шесть назад мантулили вместе в таксопарке. Он был моим сменщиком. А сейчас он в театре работает рабочим сцены.
— В каком театре?
— Шут его знает. Толян называл, но я, хоть убей, не помню. В каком-то новом на левом берегу.
— "Рампа"?
— Точно. В нем.
Глава четвертая: Новое дело.
Валерия разбудил тарабанивший в окно дождь. Скосил глаза на будильник, стоящий на прикроватной тумбочке. Пять часов. Проникавший в комнату рассвет выгонял из потаенных углов последние сумерки. Рядом, подложив ладонь под щеку, спала Людмила. Дышала ровно и тихо. Он невольно залюбовался женой. И что это ему недавно взбрело в голову, что он её не любит? Дурак! Этот вечный самоанализ и самокопание до добра не доведут. Когда-нибудь он проснется утром и даже имени своего не вспомнит. Потому и непонятно — за что она его так беззаветно любит? Вчера вечером она сообщила, что была в женской консультации, где ей сказали о беременности. Новость эта конечно же обрадовала Валерия, но и озадачила. Неужели он скоро станет отцом? Странно все это как-то, и весьма. Сможет ли он дать новому маленькому человечку то, что тому нужно? Не в материальном естественно смысле, а духовном? Он очень и очень в этом сомневался. Впрочем, сомнения всегда были его спутниками. Он к ним уже привык.
Истомин был толковым и умным малым, но, на свою беду, родился философом. Философ — это не специальность и не профессия, нет. Философ — это призвание. Как раз по специальности такой человек может быть кем угодно. Это не важно. По сути своей он — философ. Его душу сжигает неуемная страсть к познанию. Такой человек уже рождается с вопросом: «почему?» Едва открыв на мир глаза, он спрашивает: «А почему мир такой, а не иной?», «Почему было светло, а стало темно?» Изо дня в день, из года в год этих вопросов становиться все больше и больше. Иной бы давно послал все к чертям, махнул рукой, а этому — чем больше вопросов, тем интереснее жить. В детстве Валерий ими буквально доводил до белого каления старшего брата и очень беспокоил родителей. Он рано стал читать умные книжки, но и в них зачастую не находил ответа на мучившие его вопросы. И он научился во всем сомневаться.
Пора вставать. Все равно уснуть больше не удастся. Он встал, взял под кроватью гантели, вышел на лоджию и принялся делать зарядку. На улице бушевала стихия. Порывистый сильный ветер гнал по небу низкие черные тучи. Шел дождь. Как все изменчиво в природе. Впрочем, как и в жизни. Еще совсем недавно он был в плену своей блестящей (так ему казалось) версии, был уверен, что стоит сделать ещё лишь шаг, и они выйдут на убийц. А теперь думает, что они все дальше и больше удаляются от истины. За это время они должны были выйти на связь Заикиной и Литвиненко с наркомафией. Но, увы. А столько проделано работы, потрачено сил. Неужели все впустую? Похоже на то. Очень похоже.
Стоило ему появиться на работе, как секретарь прокурора сказала, что его хочет видеть Сергей Иванович Иванов. Встреча с учителем всегда радовала Валерия. И он, не мешкая, отправился в облпрокуратуру.
Сергей Иванович был в «генеральском» мундире. Стройный, подтянутый. Серые глаза смотрели, как всегда, насмешливо. Темно-русые волосы уже основательно побила седина. Но седина ему шла, придавала больше мужественности и солидности. Истомин невольно им залюбовался. Мундир Иванов одевал лишь в особо торжественных случаях. Сегодня, вероятно, один из таких. Истомин поздоровался.
— Привет, Валера! — Сергей Иванович встал, вышел из-за стола, крепко пожал Валерию руку. — А ты никак подрос? Молодец! Скоро меня догонишь.
— Теперь уже вряд ли. А вы, Сергей Иванович, что-то сегодня при полном параде? Торжество какое?
— Да, нет. Решил немного самолюбие потешить. А то последнее время оно у меня совсем зачахло. Как настроение? Как Людмила? Все такая же красавица?
— Все нормально. Мне сказали, что вы хотели меня видеть?
— Ах, да, — спохватился Иванов, будто что-то вспомнив. — Да ты садись, Валера. Минздрав предупреждает: «Во избижение травм, любую новось надо выслушивать сидя». Меня намедни прокурор так шарахнул новостью по голове, что я едва не перепутал окно с дверью. Представляешь?!
Истомин лишь умехнулся вступлению учителя. Он давно привык к особенностям его характера. Сел. Иванов прошелся по кабинету. Остановился перед ним. Сказал:
— Вчера разговаривал о тебе с прокурором. Решили перевести тебя в следственное управление старшим следователем. Как ты на это смотришь?
Новость была действительно неожиданной.
— Мне конечно приятно, но не рано ли? — с сомнением ответил Валерий.
— Вот это ты зря. Да я в твои годы... Впрочем, нет, я в твои годы ещё работал в районной прокуратуре. Но на то и существуют ученики, чтобы идти дальше учителя. Такова диалектика жизни, поступательность её развития. Кажется так утверждает ваша наука, мой юный философ?