— Но ведь вы сами помогли Холодовой, — возразила Светлана.
— Холодова — отдельный случай. Мы с ней заключили «джентльменское» соглашение: ты — мне, я — тебе. Она помогла нам расправиться с мафией, я помог ей. Только и всего.
— А что же вы с ней до сих пор переписываетесь?
— Ну, сыскари! — удивился Иванов. — Ну вы, блин, даете! От вас невозможно ничего скрыть. Много там, у вас, на меня ещё компромата?
— Достаточно, — улыбнулась она.
— Слушай, Свет, а что у вас с Вадимом? Что вы друг другу голову морочите?
Лицо её мгновенно стало строгим, даже злым.
— А вот это вас совершенно не касается, — сказала, как отрезала.
— Это конечно, — согласился Иванов. — Только обидно смотреть, как двое замечательных людей мучают себя и других.
Она посмотрела на него долгим взглядом. И если бы Сергей Иванович имел способность читать по глазам, то он многое мог бы там прочесть.
— Может быть, я люблю другого человека? — сказала она с вызовом.
— И кто же тот счастливчик? — спросил он, беспечно улыбаясь и любуясь девушкой. Какая замечательная красавица! Да к тому же ещё какая замечательная умница. Сочетание этих двух качеств в одной женщине — вещь почти немыслимая, убойная. Ага. Бьет наповал с расстояния до двух километров.
— А что если это вы, Сергей Иванович?
Это этих слов беспечность мигом сдуло с лица Иванова. И он, крутой, видавший виды следователь, растерялся, что желторотый пацан.
— Скажешь тоже, — пробормотал в замешательстве. — Кому я нужен — такой старый и больной. Я даже в зеркало больше не смотрюсь, чтобы не портить себе настроения.
— А может быть у меня дурной вкус?!
И Иванов не нашелся, что ответить. Был настолько растерян, что потерял к себе всякое уважение, не без основания считая, что навсегда. «Крыша» его сдвинулась и куда-то поплыла, поплыла... Сегодня кретины всего мира открыли навигацию. Ага.
Глава третья: Странный разговор.
Был поздний теплый и душный вечер. В одной из тенистых аллей Первомайского сквера, что находится напротив Дома Ленина, на скамейке сидели двое мужчин, курили и негромко разговаривали. В одном из них автор без труда узнал главного режиссера театра «Рампа» Илью Ильича Янсона. Другой, представительный молодой мужчина с внушительным волевым лицом, был ему незнаком.
— Что же ты убеждал меня, что он утонул? — раздраженно спросил незнакомец Янсона.
От этого вопроса тот даже подпрыгнул на скамейке. То ли вопрос Илье Ильичу не понравился, то ли он его не ожидал. Ответил запальчиво:
— Ну, да. А как же! Что же я ещё мог подумать, когда утром нашел всю его одежду вместе с документами на берегу? К подобному выводу пришел ни я один. Мы все так считали и считаем до сих пор. Да! И не надо здесь мне этих инсинуаций! Не надо!
— А кто же по-твоему убил твоих артистов? Призрак отца Гамлета или этого сукиного сына?
Янсон вновь подпрыгнул. Было видно, что вопросы собеседника не только беспокоили режиссера, но и здорово пугали. Подобные неуютные мысли давно уже подспудно бродили в его умной голове. Но он старался подавить их в самом зародыше, надеясь на русское авось. Авось пронесет! Но озвученные сейчас молодым приятелем, они сильно его расстроили.
— Ну мало ли. Случайное совпадение. Сейчас каждую ночь кого-нибудь убивают. У нас считают, что в Алисиной смерти виноват её любовник. Тот ли ещё тип с темным прошлым. А Заплечный?... Он, негодяй такой, путался с малолетками. Я его лично предупреждал, что это добром для него не кончится. Вот и нарвался, что называется. Да нет, все должно быть нормально. Машина на месте. Все вещи на месте. Не ушел же тот Беспалов в одних плавках из Горной Шории, правильно?
— В таком случае, где его труп?
— Ну, мало ли. Где-нибудь зацепился за корягу и торчит сейчас на дне. Всплывет, куда он денется.
— Все это твоя самодеятельность, старый козел! — проговорил незнакомец, все более раздражаясь. — Предупреждал же я тебя — не пускай дело на самотек, помоги человеку расстаться с жизнью. Сейчас бы не ломали голову — что делать? Нет трупа — нет денежек.
— Будет тебе труп, не волнуйся, — заверил Янсон. Но слишком неуверено звучал его голос. Это не прошло незамеченным для его собеседника.
— Дурак! Ты ведь сам не веришь в то, о чем говоришь.
— Ну, хватит меня дурачить! — вспылил режиссер. — Молодой еще! Умник тоже мне выискался!
Молодой саркастически рассмеялся.
— Какие мы однако обидчивые! — После небольшой паузы сказал жестко: — Вот что. Подними в ружье своих архаровцев. Кровь из носа, но найдите этого сученка. Если его найдет милиция раньше нас, то нам с тобой, старый дуралей, очень придется об этом пожалеть. Рождественские праздники пройдут у нас не очень весело. И мы долго ещё будем встречать их не в кругу семьи — как обычно, а среди угрюмых людей, смачно «ботающих по фене».
— Типун тебе на язык! — вновь подскочил Янсон. — Хорошо, если ты настаиваешь, то я распоряжусь. Только, считаю, что твои страхи необоснованы.
— Вот-вот, распорядись. — Мужчина пошарил в карманах, достал носовой платок, высморкался. Пожаловался: — Кажется, где-то подпростыл. Насморк. Знобит. Как у тебя дела в театре?
— Замечательно! — воскликнул Илья Ильич, радуясь, как ребенок, смене неприятной темы. — Сегодня приняли актрису вместо Заикиной. Такая лапонька! Такая душка! Замечательно талантлива!
— Вот как?! — удивился собеседник. — А что же ты со мной не согласовал?
— А почему я должен с тобой согласовывать?! — вновь вспылил Янсон. — Кажется я ещё пока главный режиссер?
— Ты уверен, что она не из милиции?
Янсон весело рассмеялся.
— Если бы ты её увидел, то не говорил бы подобных глупостей. Она — актриса от Бога! Ей талант Божьей милостью дан. Я с ней связываю большие надежды. Такая, в принципе, не может работать в милиции.
— У тебя слишком поверхностное знание о работниках милиции. Начитался бульварных детективов и считаешь, что там все сплошь недоумки, ломбразианские типы. Глубоко ошибаешься. Там, порой, такие таланты встречаются, что дадут сто очков вперед любому твоему артисту.
— Да ну тебя! — отмахнулся от него Янсон.
— Она местная?
— Нет, приехала к нам из Тамбова.
— Из Тамбова, говоришь, — раздумчиво проговорил молодой мужчина. — У тебя её фотография есть?
— А зачем она тебе? Можешь сам прийти. Уверяю тебя — не пожалеешь. Есть на что посмотреть.
— Обязательно приду, — пообещал мужчина. — И все же, ты мне обязательно организуй фотографию не позже чем завтра. Понял?
— Хорошо, сделаю.
Глава четвертая: Клиент Толя Каспийский.
Дмитрий отвез Карабанова обратно в гараж, по пути прикупив хлеба, консервов, колбасы. А то этот троглодит с голодухи опустошит все полки в погребе. И куда только в него столько лезет. Как в прорву — сколько не бросай, все мало. Определенно.
На следующий день он отыскал в милицейской картотеке сведения на Каспийского Анатолия Сергеевича. И, надо сказать, много почерпнул там о нем интересных сведений. Оказывается, он не всегда был подручным великого актерского братства. Нет, не всегда. Но страсть к искусству питал с юного возраста. Кроме шуток. То стибанет в церкви понравившуся ему иконку, то срежет прямо с шеи батюшки крест, наивно полагая, что тот из чистого золота, то приберет к рукам какую-нибудь вещичку в антиквартном магазине. Вот таким был шустрым и ловким малым. Повзрослев и оперившись, стал работать по крупному. То с помощью отмычки или подбора ключей «ломанет» квартирку какого-нибудь зажиточного соотечественника, то посетит в неурочное время художественный салон, антикварный или ювелирный магазин. Что? Сигнализация? Обижаете, господа! Он ведь был специалистом, а не каким-то там прости Господи. Любую сигнализацию отключал в течении пяти минут. Правда, удачливость и долгая безнаказанность привели в излишней самоуверенности. Засыпался он на художественном салоне, что на Советской. По глупому засыпался, что пацан какой. Но это он уже потом понял, а тогда даже не вздрогнул. Самоуверенность-собака подвела. Отключил он, значит, сигнализацию, открыл дверь. Все чин-чинарем. А в тамбуре ящик стоит. Обычный деревянный ящик из тарных дощечек. Ему и невдомек, что не простой это ящик, а под сигнализацией. Он даже ругнулся как следует. Какой, мол, мудак здесь ящик оставил. Отодвинул его в сторону и, открыв внутреннюю дверь, прошел в магазин. А в это время в ментовке сирена так забазлала, что сходу разбудила ментов. Они ноги в руки, попрыгали в УАЗик и примчались к магазину, где и взяли Толю Капийского, по кличке «Кудря» ещё тепленького с поличным. Кликуху эту он ещё в детстве получил от пацанов, потому, как был кудрявый, как негр, и красивый, как цыганенок. Ну. Так с детства она к нему, кликуха эта, и прилепилась — не отодрать. И кудри все куда-то к хренам подевались, а он так Кудрей и остался. Фартовый он был мужик. И веселый. Следователь добросовестно записал в протокол один из его крылатых афоризмов: «Красиво жить не запретишь!» Правда, у Беркутова на этот счет были свои соображения. Красиво жить — каждым понималось по разному. Определенно. Но Толя понимал это однозначно. Красиво жить — значит иметь полный карман тугих сотенных, а ещё лучше — «баксов». Если пить водку, то закусывать осетровой икоркой или, на худой конец, — лососевой, а если — коньяк, то непременно марочный и лучших сортов. Если трахать телок, то обязательно валютных. Ему даже было невдомек, что на свете есть другие женщины, которые не покупаются и не продается. Да они ему лично были по фигу. Вот так понимал красивую жизнь фартовый парень Толя Каспийский. За все свои трюкачества он получил четыре года общего режима и считал, что ещё легко отделался.