— Ты хороший человек, — проговорил Дэвид, взглянув ему прямо в глаза так, будто знал о нём нечто особенное. Или же принятая им таблетка подействовала как-то неправильно.
— Заебись. Если это так, то тогда почему меня все бросили? А? Почему мы оба оказались здесь? Не подскажешь? Твоя «хорошесть» мне совершенно не помогла! Она делает лишь хуже! Я не хочу быть хорошим!
— А чего ты хочешь? — поинтересовался вожатый.
— Чтобы такие как ты, перестали делать мне больно! Сначала привязывают к себе, а потом несут чушь и собираются подыхать! Мне страшно, понимаешь?! — рявкнул Макс.
— Понимаю. Мне тоже страшно. Но бояться — это абсолютно нормально, — ровным тоном, проговорил Дэвид, будто они находились не в пещере, а на пикнике за городом. — Со страхом можно справиться, как и с обстоятельствами.
— Охуенно ты с ними борешься, — поддел его мальчик.
— Именно поэтому мы и будем делать это вместе, — закончил свою речь Дэвид. Макс открыл рот, чтобы выдать очередное саркастическое замечание, но так и не придумал, что сказать. Он уже давно использовал весь свой яд, а «кусаться» вхолостую было не в его стиле.
— Ладно. Только если ты сам поднимешь свою тощую жопу.
Макс не ожидал, что Дэвид воспримет это замечание всерьёз, но тот явно что-то для себя решил, раз без промедления попытался встать, держась за стену. Было видно, что каждое движение давалось ему с огромным трудом: ноги так и норовили разъехаться, а руки с усилием цеплялись за камни, дрожа от напряжения. Но он упрямо боролся с собой, с гравитацией и усталостью за каждый лишний сантиметр при подъёме на высоту собственного роста. Складывалось впечатление, будто огромная сила воли взяла в тиски его неуклюжее слабое тело и потянула вверх. Дэвид медленно поднимался, превозмогая себя. На его побледневшем лице выступила испарина, а губы сжались в тонкую нить, но он не останавливался до тех пор, пока полностью не выпрямился. И не отдал честь, как подобает вожатому в Лагере Лагерей.
— Вот дебил упёртый, — с лёгкой толикой восхищения произнёс Макс, наблюдавший за этим действом. — Можешь считать, что ты меня почти убедил. Предлагай, чего придумал, пока я не пожалел о своём решении.
— Начнём разбирать… Ближе у стены, — Дэвид указал на совершенно непримечательный участок завала, а Макс лишь вздохнул, картинно возведя глаза к потолку:
— И чем же это место отличается от того, что чуть не сделало тебя одноруким?
— В нём немного другое распределение веса. По идее вон та плита не должна дать остальным камням посыпаться, — охотно поделился планом Дэвид, при этом звуча, как почти адекватный человек, пусть и слегка покачивающийся. Поза героя явно доставляла ему страдания, но он продолжал улыбаться.
Максу вдруг подумалось, что если раньше Дэвид старался держаться ради всех, кто находился в лагере, то теперь всё делалось лишь для него одного. Именно ему предназначались маленькие победы над собой, проявления заботы и ничем немотивированная доброта, которой вожатый бездумно разбрасывался, даря своё участие даже тем, кто этого совсем не заслуживал. Он как-то умудрялся остаться невыносимо хорошим даже в таких ужасных обстоятельствах. И почему-то этот факт цеплял и вызывал у мальчика что-то похожее на уважение.
— Ладно, — в итоге сдался Макс, протянув вожатому руку. — Только тогда новый ход в завале будем проверять на твоих конечностях!
— Как будто были другие варианты, — усмехнулся Дэвид и покрепче сжал его ладонь, будто заключая сделку или перемирие. Ведь именно с этого момента они наконец и стали работать вместе.
Весь остаток ночи они разбирали завал. Точнее пытались. Дело шло очень медленно, так как из инструментов у них были лишь собственные руки, силы в которых оставалось не так уж и много. Основную работу делал конечно же Дэвид, но Макс ему помогал, насколько хватало выносливости и терпения. Он не мог долго ковыряться в камнях, да ему и не давали, отгоняя от опасного места, когда с потолка вдруг начинала сыпаться пыль или раздавались подозрительные звуки, что могли предвещать скорый обвал. Вожатый тоже часто делал перерывы, то и дело присаживаясь на многострадальный рюкзак, чтобы отдышаться. Мало-помалу они всё же смогли немного расчистить один угол у входа и застопорились, когда путь дальше им преградил большой валун, сдвинуть который никак не получалось. Дэвид попробовал сделать подкоп, но лишь до крови разбередил рану на руке, заслужив очередной нагоняй от Макса, которому привычнее было ругаться, даже проявляя сочувствие.
— Кто тебя, бля, просил елозить своими ебучими культяпками по земле?! Экскаватор хренов! — возмущался мальчик, заново перевязывая ладонь вожатому, пока тот отдыхал от бесполезных попыток найти выход.
Снаружи тем временем уже наступило утро. Где-то в лесу защебетали ранние пташки, а сквозь щели между камнями начали пробиваться тонкие лучики света, давая чуть больше видимости в полумраке пещеры. Теперь можно было заметить, что кожа вокруг раны припухла и покраснела.
— Пиздарики тебе с моими охуительными познаниями в медицине, — вынес вердикт Макс, заново заматывая Дэвиду руку.
Вдруг раздалось какое-то странное утробное ворчание. Казалось, издавшее его животное, находилось совсем недалеко от пещеры и шумно к чему-то принюхивалось. Макс замер, наблюдая за реакцией Дэвида. Тот тоже напрягся всем телом, будто собираясь вскочить с места в любую секунду, что совершенно не внушало надежды на что-то хорошее.
— Что за херня тут происходит? — напрямую спросил Макс, так и не дождавшись вразумительного объяснения от вожатого, что быстро сгрёб его в охапку и прижал к себе, будто стараясь защитить. А звук становился всё явственнее, словно нечто большое и тяжёлое топталось на месте, что-то выискивая. В нос ударил тяжёлый запах дикого зверя. Нечто подобное Макс чувствовал лишь раз, посещая зверинец, где основным зрелищем были хищники, сидевшие в клетках. И будто подтверждая его догадку, Дэвид прошептал страшное слово:
— Медведь.
— Вот какого хуя ему вообще от нас надо?! — прорвало Макса от такого неожиданного поворота. — Шёл бы и дальше по своим педобирским делам! Чего он к нам-то привязался?! В тебе брата по разуму нашёл что ли?!
Дэвид неожиданно зажал мальчику рот, чтобы тот помолчал.
— Тихо. Может быть, он сам уйдёт.
Но медведь не ушёл. Его от людей отделял лишь завал, преодолеть который ему явно не составляло большого труда. И действительно: вскоре раздался противный скрежет когтей по камням. Животное видимо пыталось сделать подкоп. Вот только у него это получалось намного лучше, чем у Дэвида: валун, что до этого перекрывал дорогу на свободу, начал шевелиться под напором зверя.
— Видимо он почуял кровь… и очень голоден, раз не побоялся выйти к людям, — произнёс вожатый, ослабив хватку. — Сейчас в лесу мало еды. Вот и пришёл на запах.
— Ебаааааааать… А ты умеешь сообщать плохие новости! — рявкнул Макс, но тем не менее вцепился в Дэвида, как в единственную опору, что у него осталась.
Фонарик начал мигать. Пещера то освещалась тусклым светом, то вновь погружалась в темноту. Макс видел, как Дэвид стал медленно подниматься на ноги, сжав в ладони большой камень, будто это было настоящее оружие, а не осколок скалы. Он явно осознавал, что медведю подобный снаряд не нанесёт особого вреда, однако был готов защищаться. Выступив вперёд, Дэвид загородил собой Макса. Казалось, вожатый даже стал выше ростом и раздался в плечах, хотя на самом деле просто прекратил сутулиться и пригибаться к земле. В нём будто проступило нечто жёсткое, спрятанное глубоко внутри под слоем фальшивого позитива. Была ли эта шутка восприятия или нет, но выглядело такое преображение достаточно грозно и совершенно непривычно.
— Возьми фонарик и свети прямо в проём. Животное испугается, если его ослепить, — твёрдо сказал Дэвид. В его голосе сквозила усталость, но отступать он явно не собирался. Макс немного воодушевился таким настроем и беспрекословно послушался вожатого, подхватив с пола их единственный источник света.
Валун наконец сдвинулся и в получившейся дыре под завалом показалась большая когтистая лапа, покрытая бурой свалявшейся шерстью. Она стала загребать землю, будто ощупывая пространство вокруг себя в поисках чего-то интересного и вкусного. Но скоро утробное ворчание переросло в раздражённый рык — животное явно было недовольно тем, что ничего путного ему так и не попалось.