В домике вожатых тоже творился настоящий хаос: всюду были разбросаны какие-то бумаги. Гвен явно психовала перед уходом, раз даже раскидала свои драгоценные блокноты с фанфиками, оставив их лежать на самом видном месте. Макс мог бы провести несколько крайне занимательных часов, изучая их содержимое, но кое-что сейчас его интересовало гораздо больше: поблизости не наблюдалось телефона или рации. Он никак не мог связаться с остальными и сообщить о случившемся. Единственное, что ему оставалось — это ждать и возможно очень долго, в то время как Дэвид продолжал бы сидеть в пещере. И Макса это совершенно не устраивало, ведь доставать вожатого имел право только он сам, а не какой-то там левый медведь. Но что в принципе можно было сделать на его месте? Он и без того устал настолько, что даже на праведную ярость не имелось сил… хотя если бы сейчас в домик вожатых вошла Гвен, Макс с удовольствием бы на неё наорал и пнул в коленную чашечку. А пока же ему хотелось просто отдохнуть и успокоиться, хотя бы на время позабыв о совести и страхе, что постоянно грызли его на протяжении всего путешествия назад. Поэтому Макс забрался на кровать в домике вожатых, прямо в чём был, даже не сбросив с себя кроссовок и не сняв пыльную куртку. Было какое-то особое удовольствие в том, что чистое одеяло тут же стало грязным и мятым, когда он в него завернулся, а лёгкие нотки стирального порошка сменились запахом земли и пота.
Но спокойствие никак не приходило. Сердце продолжало колотиться под рёбрами. Мысли роились в голове, не давая расслабиться. Каждый раз, когда Макс закрывал глаза, то погружался в темноту пещеры, будто вовсе её и не покидал. Перед его внутренним взглядом вновь и вновь появлялась тусклая, но такая добрая улыбка Дэвида, а в ушах звучал его слабый голос:
«Я просто надеюсь, что с тобой всё будет в порядке»
— Отъебись, сука! — рявкнул Макс заклинание, нахлобучив себе на голову подушку, но это ему не особенно помогло, так как навязчивый образ вожатого продолжал его доставать и нашептывать:
«Зато у тебя будущее теперь точно будет»
— Бля! — выкрикнул Макс. Затем сбросил с кровати абсолютно всё лишнее, включая одеяло и простыню, оставшись лежать на голом матрасе и пялиться в стенку напротив, надеясь, что так ему не будет мерещиться всякая чушь. Там как раз висела доска, на которой обычно вывешивались итоги конкурсов, объявления и прочие ненужные бумажки, что принципиально игнорировались детьми в лагере. Макс начал бездумно разглядывать глупые аппликации, рисунки и разноцветные листки, испещрённые каракулями. Среди них он увидел нечто такое, отчего его буквально сбросило с кровати и швырнуло к стенду. Там были фотографии со всеми обитателями лагеря — в основном общие, где дети стояли с глупыми наградами в руках и кислыми минами на лицах. Но среди них затесались и индивидуальные, что показывали нечто совершенно невероятное. Например, где Никки прилежно делала какой-то макет, от усердия высунув язык, или Нил отыгрывал героя в театральной сценке. А ещё там были его фотографии.
Макс совершенно не помнил, когда именно делались эти снимки, ведь из них мало что можно было понять. Было ясно лишь одно — его фотографировали исподтишка, когда он этого совершенно не ожидал, так как на них он улыбался, пусть и почти незаметно. Разрешение было не очень хорошим, но всё же можно было угадать почти несвойственную эмоцию на его лице. Наверняка Дэвиду лишь чудом получилось запечатлеть этот момент. Возможно, тогда случилось нечто замечательное: сгорел автобус или Гвен по собственной глупости угодила в капкан. Хотя, судя по стикеру рядом и подписи, всё было гораздо прозаичнее:
«Макс улыбнулся целых два раза. Надо почаще заказывать пиццу. А ещё ему, похоже, нравится возиться с животными. Напоминание: договориться об экскурсии в контактный зоопарк».
— Твою мать! — сквозь зубы процедил Макс, ощущая, разгоравшуюся ярость. Он даже не совсем понимал, отчего злился больше — из-за фотографий, что сделали без его позволения, или же из-за того, как легко Дэвид разгадывал маленькие детские слабости и давил на живое. Макс одним махом сгрёб с доски свои фотографии и разорвал их вместе с запиской, впрочем осознавая, что у вожатого наверняка сохранились дубликаты и исходники. И эта мысль не давала ему покоя, заставляя метаться по лагерю в поисках решения. Макс, сам того не замечая, себя раззадоривал, прокручивая в голове эту проблему снова и снова. Желание что-то кому-то доказать оказалось намного сильнее, чем усталость. Макс должен был действовать назло Дэвиду, чтобы тот случайно не сдох раньше времени… и отвёл их в итоге в обещанный контактный зоопарк. Решив это, Макс начал собираться, громко ругаясь и топая, ведь ему требовалось хорошенько подготовиться прежде, чем отправляться в обратный путь.
Он набрал воды в первую попавшуюся бутылку, стащил засохшие тосты из ящика Гвен и со всем этим добром отправился на улицу — искать что-нибудь полезное для своей «совсем не спасательной миссии». Так как в лагере не оказалось ни одного рюкзака, ему пришлось довольствоваться старым лукошком, в которое обычно Завхоз складывал свои находки с лесной прогулки — например, дохлых белок. Там же обнаружилась и лопата-протез с подозрительными бурыми пятнами на лезвии. Стараясь не думать о том, что же именно в последний раз ею закапывали, Макс потащился обратно в лес, неся лукошко с вещами так, будто это было какое-то особо опасное оружие. Лишь где-то посередине пути он вдруг вспомнил о медведе, который мог вернуться к пещере, пока его там не было. Однако даже шага не сбавил, а наоборот стал ещё громче шуметь, продираясь напролом через кусты, ощущая себя при этом большим и страшным.
— Только подойди! Только высунься! Я тебя так отпидорасю, что у тебя не только нос отвалиться, но и всё остальное! Где ты шаришься, блядь?! — орал Макс, надеясь, что дикие животные боятся ругательств. И то ли его тактика сработала, то ли медведю хватило одного раза, чтобы понять, что от людей ничего хорошего не дождёшься, но никого по пути он так и не встретил, добравшись до пункта назначения даже быстрее, чем предполагал.
С момента его ухода возле пещеры ничего особенного не изменилось — даже чужих следов не добавилось. Лишь у самого подножия холма разметались обрывки листов из блокнота, как напоминание о том, что Дэвид пытался писать записки в никуда. Макс сжал в ладони рукоять лопаты так, что побелели костяшки, а на глазах навернулись злые слёзы. Он одним махом вытер рукавом лицо прежде, чем вновь пойти в атаку. Ему не хотелось показывать дрожь в голосе и страх, что всё это время мёртвой хваткой сжимал его горло.
— Дэвид, я вернулся! Но только затем, чтобы хорошенько тебе вломить! Какого хуя ты меня вообще фотографировал, как какой-то маньяк?! — заявил Макс в темноту подкопа. В голове это прозвучало грозно и жёстко, но вслух получилось как-то жалко и даже безнадёжно, ведь под конец он неожиданно даже для себя дал петуха. Впрочем, ему всё равно ничего не ответили. Сколько бы Макс не прислушивался к тишине пещеры, он не мог ничего разобрать. Ему лишь показалось, что где-то в глубине тёмного провала раздался слабый стон.