Дэвид вновь улыбнулся. Мягко и по-доброму — так, как умел только он один. В пещере на мгновение стало чуточку светлее, будто из облаков выглянуло солнце. А может быть потому, что мигнул фонарик, которому ещё не доводилось столько работать.
— Макс, это доказывает, что тебе далеко не всё равно. И ты действительно чему-то научился в лагере. Например, состраданию.
— Ты надо мной издеваешься?! — взревел мальчик так, словно ему нанесли личное оскорбление.
— Нет, просто хотел показать тебе, как бывает ужасно отчаиваться. И как это выглядит со стороны твоё упадническое настроение.
— То есть… Ты сейчас притворялся? Лил мне дерьмо в уши, чтобы вызвать жалость? Как же это… мерзко. Даже для меня это слишком, а ведь именно я главный манипулятор в лагере!
— Я просто хотел тебе показать, что лучше надеяться на что-то хорошее, чем опускать руки, — пояснил вожатый. — Здесь ты и я. И больше никого. Но было бы намного хуже, если бы ты остался один. Или я. А так мы вдвоём. И всё не так уж и страшно, если держаться друг за друга и работать вместе… И да, зря ты подумал, что я тебя обманул. Обморок был настоящим. Но можешь не переживать. Мне стало намного лу…
Дэвид не успел договорить, потому что Макс вдруг резко поддался вперёд всем телом, словно кто-то невидимый с силой подтолкнул его в спину. На самом деле мальчик хотел ударить. Стукнуть рыжего придурка так, чтобы тот уже не встал. Но вместо этого обнял его. Схватился обеими руками, как за спасательный круг, и с силой до боли стиснул.
— Не смей подыхать. Слышишь? Не смей тут сдохнуть, ебаный ты ублюдок. Иначе я… Я тебя прямо здесь урою и закопаю! Клянусь, я это сделаю! — шипел Макс куда-то в плечо Дэвиду, пряча покрасневшее лицо. — И это не то, что ты думаешь!
— Конечно, — безропотно согласился Дэвид, будто опасаясь спугнуть мальчика лишним движением или словом.
— Мы об этом сразу же забудем, как только выберемся, — продолжал распаляться кемпер, тем не менее не отстраняясь от вожатого. — И ты никогда и никому не расскажешь, что тут было!
— Несомненно.
— Заткнись. Я просто замёрз и пользуюсь твоим теплом в своих корыстных целях!
Дэвид ничего не ответил. Он просто осторожно, почти невесомо обнял мальчика в ответ так, словно в любой момент был готов его отпустить. Макс мог отшатнуться, мог треснуть вожатого и с достоинством удалиться в свою часть пещеры. Но он не хотел. Ему становилось легче от того, как грудь Дэвида под его головой поднималась и опускалась с каждым вдохом и выдохом. Это дарило ощущение безопасности и покоя. Он мог чувствовать, как умиротворяюще бьётся чужое сердце, отзываясь на бешеный ритм его собственного.
— Макс.
— Чего тебе?
— Ты замечательный, когда не вредничаешь.
— Да пошёл ты… — почти беззлобно бросил Макс, скорее по привычке, чем от переполняющей его желчи. Холод, который всё это время сковывал его сердце стальной хваткой, начал постепенно отступать. Страх тоже неохотно уходил, оставляя после себя какую-то странную, почти позабытую нежность и необъяснимое облегчение. И, конечно же, причина была не в Дэвиде, не в его словах или действиях. Не в том, что родители Макса так редко обнимали своего сына, что он чувствовал себя брошенным и никому ненужным. Не в том, что в кольце надёжных рук, ему вдруг стало хорошо и спокойно, а приятное тепло чужого тела буквально обжигало. Просто он слишком устал, чтобы быть сильным.
========== Откровение ==========
Некоторое время Макс так и просидел в тишине, крепко прижавшись к Дэвиду. Он слишком испугался, что останется совсем один, чтобы вновь показывать характер и демонстративно огрызаться. Теперь его почти подсознательно тянуло к живому теплу и обществу. Ему было необходимо немного успокоиться и прийти в себя, а это почему-то лучше всего получалось возле вожатого. Создавалось впечатление, будто именно там возникла та самая безопасная зона, в которой он так нуждался.
Постепенно его сердце стало биться медленнее, а дыхание нормализовалось, но отстраняться от Дэвида почему-то не хотелось. Казалось, будто вожатый каким-то образом создавал вокруг себя ауру спокойствия и уюта. Макс дал себе несколько минут, чтобы удостовериться в существовании такого странного явления. А потом ещё немного времени, чтобы точно в этом убедиться. И лишь затем он медленно отодвинулся от Дэвида и довольно ощутимо стукнул его в плечо кулаком.
— Не думай, что я простил тебя, еблан!
Дэвид лишь поморщился, потирая место удара, а потом криво ухмыльнулся.
— Легче стало? — поинтересовался он, намекая то ли на недавнее объятие, то ли на свой будущий синяк.
— Стало, — буркнул Макс и шумно шмыгнул носом. — Что теперь делать будем?
Дэвид почесал затылок, изобразив бурную работу мысли. Думать в таком состоянии ему явно было непросто. Похоже, он даже забыл, что до сих пор держит в руке помятый бутерброд, так как с удивлением на него уставился.
— Главное пережить эту ночь. А уж потом решим, как отсюда выбираться, — проговорил в итоге Дэвид.
— Да неужели. У тебя просветление? — сыронизировал Макс, состроив презрительную мину. — А как же твой гениальный план с подачей сигналов?
Дэвид ему не ответил, так как принялся за еду. Он моментально расправился с остатками бутерброда, словно целью его было не притупить голод, а получить хоть какие-то силы. И действительно, как только с едой было покончено, Дэвид со стоном попытался подняться. Получилось у него лишь со второго раза. Он осторожно выпрямился и тут же схватился за ближайшую стену, чтобы не упасть. Вожатого заметно пошатывало, но на лице у него застыло выражение непоколебимой решимости. Казалось, он был готов вытерпеть любую муку для выполнения какой-то особо важной миссии.
— План всё ещё актуален. Я не собираюсь сдаваться, — сообщил Дэвид, сверкая глазами. — И сделаю что угодно, если это даст хоть минимальный шанс на спасение.
Подобное преображение Макс видел всего лишь раз, когда вожатый пытался разжечь костёр для праздника прямо под проливным дождём. Что сейчас, что тогда он словно сорвал с себя маску рохли, обнажив жёсткое ядро готовое вот-вот сломаться. И было в этом порыве нечто безумное и отчаянное, что заставляло его хоть чуточку уважать. Ведь Дэвид действительно умел вселять надежду. Он словно выворачивал душу наизнанку и делился крупицами своего внутреннего света, неоправданно жертвуя собой. И это было ужасно глупо.
— Не строй из себя сраного Терминатора, — пробормотал мальчик, наблюдая за какими-то дёрганными передвижениями вожатого, старающегося нагнуться за фонариком. — Ты сейчас больше похож на ходячего мертвеца, чем на героя боевика. Хватит уже быть таким… таким…
— Каким?
Макс промолчал. Впервые он не смог подобрать нужного слова, чтобы достойно обозвать Дэвида. На ум приходили лишь совершенно неподходящие для этого эпитеты вроде «хороший» или «добрый», но никак не «бесящий» или «ебанутый». Было как-то неправильно называть человека, пытающегося быть полезным, «тупым долбоёбом», поэтому Макс просто перевёл тему разговора.
— Почему ты всё это делаешь? Что в лагере, что здесь… Какой в этом грёбаный смысл? — спросил он, не особо рассчитывая, что получит нормальное объяснение.
— Кто-то ведь должен, — ответил Дэвид, повторяя уже однажды произнесённую фразу. — К тому же мне есть за что бороться.
— Ага. За то, чтобы провести весь остаток лета в компании малолетних дебилов. Не многовато ли пафоса для такой херни? — фыркнул Макс, смотря, как вожатый ковыляет к завалу.
— Мне этого более, чем достаточно, — сообщил тот на удивление твёрдым тоном, направляя луч фонаря в расщелину между камней. — Возможно, я даже смогу хоть немного изменить твою точку зрения.
— А вот это уже из сферы фантастики, — вынес вердикт мальчик, скрестив руки на груди. — Кстати, какого хера ты сейчас делаешь?
Дэвид как раз стоял напротив дыры в завале и через определённые промежутки времени прикрывал фонарик ладонью. Пещера то озарялась тусклым светом, то вновь погружалась в темноту. За тремя короткими вспышками следовали три длинные, а затем снова три короткие.