Позвонили в дверь. Тотчас послышались шаги. Щёлкнул замок, дверь открылась. Однако цепочка осталась висеть. Впрочем, когда мать живёт одна с дочерью, подобная предосторожность совершенно естественна. Из-за двери на них с подозрением смотрела женщина. Красивая, черноглазая, с тонкими, запоминающимися чертами лица. Она выглядела моложаво, лет на тридцать, но Кусанаги понял, что это из-за тусклого освещения. Рука, придерживающая ручку двери, выдавала женщину постарше.
— Извините, вы — Ясуко Ханаока? — спросил Кусанаги, постаравшись придать своему лицу и голосу максимум любезности.
— Да, а в чём дело? — женщина глядела с тревогой на нежданных визитёров.
— Мы из полиции. Нам необходимо вам кое-что сообщить, — Кусанаги достал удостоверение и показал фотографию. Стоявший рядом Киситани проделал то же самое.
— Из полиции? — Ясуко удивилась. Большие чёрные глаза слегка подрагивали.
— Можно зайти на минутку?
— Ах да, конечно, — Ясуко на мгновение прикрыла дверь, сняла цепочку и вновь открыла. — А в чём, собственно, дело?
Кусанаги переступил порог. Киситани последовал за ним.
— Вам известен некто Синдзи Тогаси?
Кусанаги заметил, что лицо женщины едва заметно напряглось. «Наверное, потому, — подумал он, — что неожиданно услышала знакомое имя».
— Это мой бывший муж. С ним что-то произошло?
Она, видимо, не знала, что он убит. Не читает газет, не смотрит новостей по телевизору. Да и сказать по правде, средства массовой информации не уделили этому событию большого внимания. Нет ничего удивительного, что она не в курсе.
— Дело в том, что… — заговорил Кусанаги, и тут ему на глаза попалась плотно задвинутая перегородка в глубине комнаты.
— В задней комнате кто-нибудь есть? — спросил он.
— Дочь дома.
— Ах, ну да, конечно, — в прихожей стояли спортивные тапочки. Кусанаги понизил голос: — Господин Тогаси скончался.
Губы Ясуко дёрнулись, выражая удивление. Но в целом выражение её лица не изменилось.
— Но… почему? — спросила она.
— Его тело было обнаружено на дамбе в Старой Эдогаве. Пока это всё, что нам известно. Не исключено, что он был убит.
Кусанаги не стал скрывать. Так будет проще напрямую задавать вопросы.
Тут только на лице Ясуко изобразилось смятение.
— Но что же такое с ним произошло? — спросила она, растерянно качнув головой.
— Это мы и пытаемся сейчас выяснить. Поскольку, судя по всему, у Тогаси не осталось родственников, мы пришли поговорить к вам, ведь вы были с ним в браке. Извините, что так поздно, — Кусанаги поклонился.
— Понятно, — Ясуко подняла пальцы к губам и отвела глаза в сторону.
Кусанаги начала беспокоить задвинутая перегородка в глубине комнаты. Возможно, дочь в эту минуту подслушивает, о чём её мать говорит с незнакомцами. А если подслушивает, то как восприняла сообщение о смерти отчима?
— Извините, мы бы хотели задать вам несколько вопросов. Вы развелись с Тогаси пять лет назад, правильно? После этого вы с ним виделись?
Ясуко покачала головой:
— После развода почти не виделись.
Почти. Значит, встречи всё-таки были.
— В последний раз довольно давно. Уж и не помню, то ли в прошлом, то ли в позапрошлом году.
— По телефону звонил? Может быть, присылал письма?
— Нет, ничего такого, — Ясуко вновь уверенно покачала головой.
Задавая вопросы, Кусанаги исподволь осматривал комнату. Небольшая, в японском стиле, старая, но красиво убрана и прилично обставлена. На комнатном обогревателе блюдо с мандаринами. Увидев прислонённую к стене ракетку для бадминтона, он ощутил ностальгические чувства: в прежние времена, в университете, он ходил в секцию.
— Мы считаем, что Тогаси скончался десятого марта, мочью, — сказал Кусанаги. — В связи с этой датой и местом, дамбой в Старой Эдогаве, вам ничего не приходит в голову? Пусть даже какая-нибудь мелочь.
— Ничего. Для меня это был самый обычный день, а о том, чем этот человек занимался в последнее время, у меня нет ни малейшего понятия.
Не было никаких сомнений, что Ясуко в замешательстве. Вполне естественно, что ей неприятно отвечать на расспросы о бывшем муже. Кусанаги всё ещё не определился, имела она или нет какое-то отношение к убийству.
Он решил, что покамест можно этим ограничиться. Только в одном он хотел удостовериться.
— Десятого марта вы ведь были дома? — спросил он, убирая блокнот в карман. Этим жестом он хотел подчеркнуть, что не придаёт особого значения своему вопросу.