— О чём-нибудь ещё спрашивал?
— Меня больше ни о чём, но Мисато…
Исигами сильно сжал трубку:
— Полицейские и к ней подходили?
— Я только сейчас узнала: они остановили её по дороге из школы. Думаю, те же двое, говорившие со мной.
— Дочь дома?
— Да, сейчас передам ей трубку.
Видимо, девочка стояла рядом, в трубке тотчас же послышался её голос:
— Алло, алло!
— О чём тебя спрашивали полицейские?
— Показали фотографию того человека и спросили, не приходил ли он к нам домой.
«Тот человек» — Тогаси.
— И ты ответила, что не приходил?
— Да.
— О чём-нибудь ещё?
— О кино. Правда ли, что была в кинотеатре десятого марта. Может быть, я что-то путаю? Я настаивала, что это было десятого.
— Как они отреагировали?
— Спросили, говорила ли я с кем-нибудь или переписывалась о фильме.
— Что ты ответила?
— Сказала, что не переписывалась, но с подругами мы обсуждали. Попросили назвать имена подруг.
— Назвала?
— Назвала только Мику.
— Мика — это та, которой ты рассказала о фильме двенадцатого марта, да?
— Да.
— Хорошо, молодец. О чём-нибудь ещё спрашивали?
— Больше ничего важного. Нравится ли мне учиться в школе, трудно ли заниматься в секции бадминтона. Откуда они знают, что я хожу в секцию бадминтона? У меня в тот момент не было с собой ракетки.
«Скорее всего, увидели ракетку в комнате, — предположил Исигами. — Вот уж действительно, надо быть начеку: этот следователь всё замечает!»
— Что вы об этом думаете? — в трубке вновь послышался голос Ясуко.
— Не о чем беспокоиться, — Исигами постарался придать голосу уверенность. — Всё идёт согласно с нашими расчётами. Я думаю, полицейские ещё не раз придут к вам, но, если будете следовать моим указаниям, всё обойдётся.
— Спасибо вам. Вы наша единственная опора!
— Не падайте духом. Скоро ваши мучения прекратятся. Ну ладно, до завтра.
Повесив трубку и вынимая карточку, Исигами уже немного раскаивался в своих последних словах. «Скоро ваши мучения прекратятся» — слишком безответственное заявление. «Скоро» — сколько это, если конкретно? Увы, он не мог вычислить в точных цифрах.
Однако пока что всё шло согласно его плану, это факт. Он понимал: рано или поздно станет известно, что Тогаси разыскивал Ясуко, это только вопрос времени, поэтому пришёл к выводу, что необходимо обеспечить алиби. И то, что полиция не примет алиби на веру, он предполагал заранее.
Он предвидел, что следователи будут с особой тщательностью расспрашивать Мисато. Наверняка они думают, что самый верный способ разрушить алиби — надавить на ребёнка. Предвидя это, он принял всевозможные меры, но надо ещё раз проверить, не закралась ли где-нибудь оплошность.
Занятый этими мыслями, Исигами поднялся на свой этаж, как вдруг увидел, что перед дверью его квартиры стоит мужчина. Высокий, в тонком чёрном пальто. Видимо, услышав шаги, мужчина повернулся. Блеснули стёкла очков.
Первой мыслью было — полицейский. Но он сразу же понял, что это не так: ботинки были начищены и сияли как новенькие.
Когда он приблизился, всё ещё чего-то внутренне опасаясь, мужчина воскликнул:
— Неужели ты, Исигами!
Услышав его голос, Исигами всмотрелся в лицо повнимательнее. На лице играла улыбка. Более того, эта улыбка была ему знакома.
Исигами от удивления широко раскрыл глаза:
— Манабу Юкава?
И тотчас в нём ожили воспоминания двадцатилетней давности.
6
В тот день в аудитории, как обычно, почти никого не было. При желании в ней уместилось бы человек сто, но сейчас — всего около двух десятков студентов. К тому же многие из них сидели на задних скамьях — либо для того, чтобы после проверки присутствующих сразу же улизнуть, либо чтобы без помех заниматься своими делами.
Особенно мало было студентов с математического факультета. Можно даже сказать, что, кроме Исигами, вообще никого. Курс лекций, посвящённый истории естественных наук, не пользовался популярностью.
Исигами и сам не испытывал особого интереса к лекции, но по своей неизменной привычке занял второе место слева в первом ряду. На любой лекции он сидел на этом месте или где-то поблизости. Посередине ряда он избегал садиться, чтобы иметь возможность сохранять критический подход к тому, что слышит с кафедры. Он знал: сколь бы выдающимся ни был преподаватель, отнюдь не всё, что он говорит, заведомо истинно.
Обычно он сидел в полном одиночестве, но в этот день едва ли не впервые за ним уселся другой студент. Исигами не обращал на него внимания. Надо было успеть закончить до прихода преподавателя. Склонившись над тетрадью, он весь ушёл в решение какой-то задачи.