— Я знаю об этом, — сказал Кленси, — он не печатал заранее никаких речей, он просто всегда импровизировал.
Инспектор Клайтон нахмурился, услышав эту реплику, но вопроса не задал. Он тоже повернулся к Кленси.
— А вы, лейтенант, какие сведения собрали вы о Холли Вилльямсе и Филе Маркусе? Я имею в виду насчет денег.
— Поскольку это представляет интерес, — сказал Кленси, — то у обоих были пустые карманы, совершенно пустые. У Вилльямса была только зарплата шофера, а Маркус имел случайный доход. Когда его посадили в Синг-Синг, он еще был должен две тысячи Бигу Бенни.
— Это уже может вызвать интерес, — сказал инспектор.
— Я раньше и сам так думал, — каким-то виноватым тоном произнес Кленси, — но теперь я не знаю…
— Ну, — нетерпеливо перебил его инспектор.
Но разговор внезапно был прерван телефонным звон-ком. После нескольких ворчливых фраз Клэйтон положил трубку и пристально посмотрел на Кленси.
— Это капитан Вайс, — произнес он невыразительным голосом. — Он просит, чтобы вас перебросили на другое дело до тех пор, пока не поймают Серверу…
Он замолчал, не спуская с Кленси внимательно-вопрошающего взгляда.
— Вам решать, — спокойно сказал Кленси. — Лично мне Сервера не внушает страха, и вы это прекрасно знаете. Но признаю, что в этом деле я не проявил блестящих…
— У вас в самом деле нет никаких идей, Кленси?
Кленси неопределенно пожал плечами.
— О, есть кое-какие проблески, но пока они мне ничего полезного не дали. В настоящее время Стентон отрабатывает одну деталь, необходимую мне для дальнейшего следствия, на которую я сначала не обратил внимания. Так что, если вы хотите снять меня с этого дела, это зависит только от вас.
— И все же решать этот вопрос мы должны сообща, — сказал Клайтон. — Если вы думаете…
Еще раз зазвонил телефон, и инспектор, подавив проклятье, снял трубку.
— Алло. Что? Но боже мой! Ему надо только посмотреть досье. И прошу вас, сержант, не беспокойте больше меня и не соединяйте ни с кем, только в крайнем случае, если будет что-нибудь серьезное. Я занят, я очень занят. Понятно? — Он не мог окончательно подавить раздражения и бросил трубку. — Чертова штука этот телефон…
— Не говорите мне об этом, — поддержал Кленси. — Я дошел с этим телефоном до точки, мне он снится даже по ночам. — Оба слушателя с удивлением посмотрели на него. — Клянусь, что это истинная правда. В течение двух ночей мне снится телефонная будка…
Как будто бы ужаснувшись чему-то, он вдруг резко оборвал фразу и замолчал. Он не мог точно сказать, в каком месте реплики рассеялся туман. Но вдруг телефонная будка из его снов, угол улицы, где жила Марсия Эрнандес, большая лестница Дворца правосудия, приближающийся к нему Сервера с пистолетом в руке — все это вдруг стало одной картиной, имеющей вполне законченный смысл. Он расширенными глазами посмотрел на инспектора Клайтона, а потом такой же взгляд бросил на Лендберга.
— Телефон… Святая дева!
— Эй, Кленси, Кленси! Что с вами? — спросил озадаченный и сбитый с толку инспектор.
Кленси вскочил, держа в руках шляпу.
— Инспектор, — сказал он, задыхаясь, — могу я сейчас уйти? Мне кажется, наконец… Дело горит!
Он повернулся и вышел, не дожидаясь ответа Клантона и не заметив раскрытого рта Лендберга. Они услышали, как Кленси звал Капровского:
— Эй, Кап! Пошли! Скорее!
Пятница, 10 часов 20 минут
Кленси остановил машину у тротуара против одной из телефонных будок, которые в течение некоторого времени не выходили у него из головы ни ночью, ни днем; он предоставил Капровскому объясняться с регулировщиком, который уже надвигался на них.
Кленси вошел в будку, опустил монету и набрал номер. Ему ответили почти сразу.
— Алло!
— Алло, Порки. Все еще ничего нового о побеге?
Порки был удивлен и шокирован ненормальным, на его взгляд, началом разговора.
— Мистер К.! Вы как будто не считаетесь с правилами игры…
— У меня нет времени на подобную ерунду, — сказал Кленси. — Не делай из ничего историй, отвечай.
— Согласен, — сказал Порки. — Но это будет стоить намного дороже. Во всяком случае, было бы дороже, если бы я что-нибудь знал. Но я ничего не знаю.
— Ничего?
— Смотря что назвать «ничего». Я шарил со всех сторон, но этот побег — тайна для нас, смертных.