В шатер просунулся человек с желтым высохшим лицом. На его худых плечах висела грузинская чоха. Он бесстрастно сказал:
– Георгий Саакадзе, прими подарок от шаха Аббаса.
К ногам Георгия упал грязный мешок. Что-то глухо стукнуло.
Пришелец исчез. Его не пытались остановить. В шатре оцепенели.
Саакадзе дрожащими руками дернул веревку и отшатнулся. Посиневшая голова сына его, Паата, выглянула из мешка.
Эрасти упал. Папуна застыл, сжав маску дракона.
За шатром бушевали зурна, пандури. Кто-то танцевал, кто-то пел, кто-то кричал:
– Где наш Георгий Саакадзе? Где Великий Моурави?
– Сюда! Сюда!
Словно окаменевший, стоял Саакадзе посередине шатра. Голова Паата с прилипшими ко лбу волосами как будто молила о чем-то.
Саакадзе опустился на колени, ему померещилось лицо Чуа. И Георгий, как тогда, отбросил со лба Паата черную прядь. Не отрываясь, смотрел Георгий на лицо сына. Он взял в руки голову и прильнул к запекшимся губам.
– Георгий, Георгий! – в шатер почти вбежал Даутбек. – Вся долина зовет тебя… – и, вскрикнув, покачнулся.
Ему казалось, он слышит стук сердца Георгия, но это стучало его, Даутбека, бесстрашное сердце.
– Где, где Георгий?! – слышались крики. «Надо что-то сказать», – думал Даутбек.
– Георгий!.. Дорогой друг!.. Народ зовет тебя!
Саакадзе осторожно завернул голову Паата в голубой платок и положил около Эрасти. Подойдя к Даутбеку, Георгий близко заглянул другу в глаза и обеими руками повернул к себе его лицо.
– Георгий, слышишь ликование народа?! Кто дал Грузии такую радость?! Слышишь смех, танцы, песни, слышишь восторг?! Но сколькие из пирующих лишились отцов, сыновей, братьев в священной войне? Лишились во имя родной земли и ликуют…
– Георгий, почему спрятался? Какое время отдыхать в шатре?! Элизбар евнуха поймал! Проклятый, грузинское платье надел. Наверно, лазутчик! Хотел ускользнуть, но Гиви узнал исфаханскую собаку, на куски изрубил.
– Идем, дорогой Георгий, народ ждет.
– Идем, друзья! Папуна, дай Эрасти воды…
Папуна шагнул, кувшин выпал у него из рук. Схватившись за сердце, Папуна выбежал из шатра.
– Ничего, батоно… от всех я… сам… спрячу, – едва слышно простонал Эрасти, протянув руку к голубому платку.
– Что с ними?! – изумился Димитрий.
– Ничего. Идем, друзья! Народ ждет! – Саакадзе обнял Димитрия и Даутбека и поспешно вышел с «барсами» из шатра.
Дапи гремели, отбивая лекури.
Автандил схватил барабан и яростно забил по натянутой коже. Мухран-батони и Трифилий, вторя всем, хлопали в такт ладонями.
В кругу двухэтажного хоровода Русудан словно плыла, изгибая белые руки. Вокруг нее неистовствовал в пляске Мирван.
«Паата, мой Паата!» – шептала Русудан, и лицо ее то розовело, то покрывалось смертельной бледностью.
Остановился Георгий: «Когда в последний раз танцевала Русудан? Да, в Носте, когда в первый раз Паата вскочил на коня».
Заздравные крики встретили Саакадзе. Как пламя, взметнулась песня. Взлетели роги.
«Поминки моему Паата», – подумал Георгий.
«А может, Тинатин и Сефи спасут Паата? Наверно, спасут!» – и не то плачут, не то смеются глаза Русудан.
Квливидзе, отбросив рукава чохи, потрясал азарпешей.
– Твое здоровье, Великий Моурави!
– Будь, здоров, Георгий Саакадзе!
– Великий Моурави!
– Мужество!
– Э-э, Георгий!
– Победа! – неслось отовсюду.
Вновь пришедшие наваливались на дружинников, желая увидеть Саакадзе.
– Георгий, подымись на башню, пусть вся Алазани тебя видит! – бушевал Димитрий. – Вспомним, «барсы», Носте! – И Димитрий положил руки на плечи Даутбека.
«Барсы» вмиг образовали пирамиду.
Георгий Саакадзе взобрался по спинам и плечам «барсов». Он стал одной ногой на плечо Даутбека, другой на плечо Димитрия.
Долина рукоплескала. Восторженно вокруг пирамиды кружили воины в земкрело.
– Скажи нам слово, Георгий Саакадзе! – кричал народ.
Саакадзе поднял руку, и долина смолкла.
– Грузины! Мы празднуем победу, большую победу! Но борьба не кончилась, нам еще предстоят битвы во имя счастья и гордости грузинского народа… Будьте готовы к битвам и победам… Грузины!.. Помните: счастлив тот, у кого за родину бьется сердце!..
СЛОВАРЬ-КОММЕНТАРИЙ
Аба (арабск.) – плащ из белого сукна, обшитый золотом.
Абиб-ибн-Маслам – знаменитый арабский полководец, вторгся в Грузию в 643 году.
Авред-базар – рынок в Стамбуле, где производилась торговля невольницами.
Ага (тур.-перс.) – господин.
Албания – так древние географы (Страбон, Птоломей) называли сопредельную с Картли область, территорию современного Советского Азербайджана.
Алп-Арслан – султан сельджуков; вторгся в Грузию в 1065 году.
Аманат (татарск.) – заложник.
Амаран (перс.) – наместник и губернатор шаха.
Амбал – носильщик.
Ахмети – большая древняя грузинская деревня с крепостями и башнями; лежит на противоположном от Бахтриони берегу Алазани.
Багадур – монгольский полководец; вторгся в Грузию в 1235 году.
Батман (перс.) – мера веса в Иране и средневековой Грузии, от четырех до восьми килограммов. «Шахский батман» равнялся четырнадцати русским фунтам (5 кг 400 г).
Баубан-билик – тропа, высеченная тушинами по хребтам гор на трехдневное расстояние пути.
Бахтриони – возвышенность на берегу кахетинской Алазани.
Беглербег (тур.), или бейлербей – буквально: «бей над беями» – генерал-губернатор.
Везир (арабск.) – паша высшего ранга, министр.
Векиль – доверенное лицо шаха при хане или полководце.
Велизарий (505-565) – знаменитый византийский полководец. Был обвинен в заговоре против императора Юстиниана I и, по преданию, ослеплен.
Верхняя конюшня, Нижняя конюшня – деревня Ахур-и-пала, Ахур-и-паин в Иране.
Газель – строфа восточного стихосложения, особенно известная по персидским образцам. В персидской поэзии газелями называются лирические стихотворения с особым расположением рифм. Применяются в европейской поэзии.
Галгойское общество – горные чеченцы, говорящие на кистинском языке.
Гамалыки – носители тяжестей в Турции.
Гебры – персияне-язычники, не признающие ни крещения, ни храмов, ни жрецов. Жены их ходят с открытыми лицами, мужчины носят длинные бороды. Отличаются честностью и верностью слову.