— Ну, это не преступление.
Триш сморщила нос.
— Может, и так. Все равно, я считаю, что он вел себя очень небрежно и в том, как лечил мистера Уотлама, и в том, как относился к Деборе. Если бы мы смогли доказать, что доктор Фоскатт сам давал Айану Уотламу астемизол, его бы судили за лжесвидетельство. К сожалению, у нас ничего не получилось.
— Значит, он выйдет сухим из воды?
Триш вспомнила последний разговор с Адамом Гиббертом и от удовольствия почувствовала, как покалывает в кончиках пальцев.
— Не совсем сухим, — ответила она. — Муж Деборы написал жалобу в Генеральный медицинский совет. Может, она и не подействует и ужасный Фоскатт не предстанет перед дисциплинарным комитетом, пока не рассмотрена апелляция Деб, но масса неприятных часов ему обеспечена. Пускай отвечает за те страдания, которые причинил семье Гибберт.
— Месть? — с улыбкой спросил Джордж.
— О да. Может, я и научилась сдерживать горячность, — сказала Триш и подняла бокал с шампанским, — но не потеряла ни грамма праведного гнева. Я хочу, чтобы доктор Фоскатт был наказан. Если единственный способ это сделать — заставить его волноваться за свое профессиональное будущее, то так тому и быть. Его ошибки принесли людям много горя. Не думаю, что он совершил бы их, если бы не ненавидел Деб так сильно. Не будь в его действиях злого умысла, я бы не злилась. Мне кажется, умысел все-таки был, поэтому доктор должен заплатить за свои действия.
Джордж смотрел на нее с непроницаемым видом. Триш надеялась, ей не придется выслушать лекцию о том, что адвокату не пристало говорить о мести.
— Ну что? — спросила она.
Губы Джорджа медленно растянулись в полуулыбку, по которой Триш всегда узнавала его истинное лицо даже под маской неодобрения.
— Не теряй из-за меня голову, Триш, — сказал он серьезно. — Иногда меня действительно пугают твои вспышки ярости, но ведь они часть тебя самой. Я как-нибудь справлюсь со своими страхами. Я не хочу, чтобы ты притворялась ради меня и становилась не тем, кто ты есть. Договорились?
Триш почувствовала, как теплая волна удовлетворения и спокойствия поднимается по спине, расслабляя и мышцы, и чувства, которые, оказывается, были давно напряжены.
— Договорились, Джордж.
ЭПИЛОГ
На минуту в доме воцарилась тишина. Милли и ее друг Стив согласились поиграть в ее комнате, подальше от Маркуса и его язвительного языка. Дебора дала ему новую лечебную мазь для рук, и та, судя по всему, помогала. Впервые эта ужасная сыпь появилась у него через неделю после освобождения Деб. С тех пор прошло два года, и состояние Маркуса только ухудшалось. Все говорили Деб, что ее освобождение было настоящим чудом, и за него молилась вся семья. Руки Маркуса показывали, как дела обстоят на самом деле.
Он сидел за обеденным столом напротив Луиса, который спокойно делал уроки. Деб и Адам расположились рядом на диване, и оба читали одну и ту же газету, потому что утром на нее не нашлось времени. Адам протянул руку.
Деб отвлеклась от новостей из-за рубежа и взяла мужа за пальцы, пытаясь почувствовать то, что он хочет ей передать.
Перед диваном шипел старый газовый камин. Он давал совсем мало тепла, и в маленькой неприбранной комнате от него становилось душно. Деб взглянула на часы.
Наверное, Адам заметил движение, поэтому отпустил ее руку и, мягко улыбнувшись, вернулся к странице с новостями спорта. Он был прекрасным человеком. Деб знала, что Адаму непросто далось ее возвращение. Сейчас их семейная жизнь стала заметно легче, чем сразу после освобождения, однако до сих пор случались моменты, когда они не знали, что сказать друг другу и как снять возникшую неловкость. Иной раз Деб замечала, как он напрягается перед очередной вспышкой ее гнева, и ненавидела себя за то, что делает его жизнь такой непростой. Иногда Деб ненавидела его самого за то, что он не понимает, как трудно вернуться к нормальному существованию после такого места, в каком она побывала.
Время от времени, когда дети гуляли на улице или ночевали у друзей, они пытались заняться любовью, что тоже было очень непросто. Может, они ожидали чересчур многого или недостаточно доверяли друг другу. К счастью, теперь они снова позволяли себе маленькие нежности, легкие прикосновения друг к другу на кухне и даже поцелуи.
Триш улыбнулась, глядя на Адама почти с любовью, а в следующую секунду зазвонил телефон. Маркус отшвырнул ручку и закричал:
— Разве можно что-то сделать в таком бардаке?! Здесь что, Пиккадилли-серкус?! Если бы вас двоих хоть чуть-чуть заботило мое будущее, вы дали бы мне возможность спокойно заниматься! Или разрешили бы мне переехать к тете Корделии, как она предлагала!