На решение вопроса оставалось полтора дня и две ночи. Однако к вечеру, вместо того, чтобы заняться делом, девушка снова сидела у окна, высматривая невидимку.
Страх всё сильнее подтачивал её уверенность в своих силах. Голова взрывалась от безостановочного спора:
- Я не справлюсь.
- Придется постараться. Я всё продумала.
- Здесь мой дом!
- Тьфу! Да нечего здесь ловить. Это ферма, ФЕРМА!
- Он сводит меня с ума. Он всё время кричит! Я не могу, не могу...
- Но иначе его убьют. Маленького… Моего сына убьют ни за что!
- Может и к лучшему…
- Нет-нет-нет-нет! Он нуждается во мне, не могу я позволить его сжечь! Это отвратительно!
- Но он всё время орёт! Всё время!
- Но это не навсегда. Он вырастет. Я же выросла...
- Мне больно сидеть, как я, черт возьми, поеду?!
- Так, ну есть же подушка. Только немного потерпеть. Немного. Зато будет быстро!
- И шумно.
- Но быстро.
- Черт-черт! У меня не получится!
- Я подготовилась. Я подготовилась. Нужно попытаться... Всё продумано. Всё получится!
- Меня казнят!
- Если поймают... Не поймают!
- Он милый, у него мои губы, глаза…
- Черт-черт-черт!!!
К ночи Вера встала и отправилась в палату. Малыш все еще посапывал, лёжа на кровати. Девушка подавленно, издерганно, принуждённо посмотрела на ребёнка и просветлела.
Во сне он улыбался.
- Я всё сделаю правильно, - прошептала девушка одухотворенно и, наконец, спокойно уснула.
***
Впрочем спокойный сон быстро сошел на нет. К часу Вера проснулась - резко, словно на нее кто-то смотрел в упор, и больше не смогла сомкнуть глаз. Всё ворочалась и ворочалась, одолеваемая вновь подступившими нервными мыслями.
Потому с утра была совершенно разбита: сплошной комок тревоги, раздражения и страха. При этом она все же пыталась быть ласковой с сыном - давно въевшаяся привычка сохранять хорошую мину при плохой игре.
Едва он открыл глазки Вера промурлыкала хриплым голосом:
- Ой, проснулся… Ну иди сюда, крошка.
В ответ малыш, видно почувствовав неладное, зашелся по-настоящему громким плачем (за пять дней он, против всего, умудрился окрепнуть и теперь уже не пищал, как котенок). Девушка предложила ему грудь, но ребенок не взял.
- Ну что ты? Пеленка мокрая? - нахмурилась Вера, поджала губы.
Она распеленала сына - до сумасшествия аккуратно, словно он был создан из яичной скорлупы. Тяжело вздохнула, увидев, что малыш обкакался. Не торопясь, размеренно, как-то старательно-замедленно вымыла его под краном, не обращая внимания не несмолкаемый истеричный крик, и положила на кровать, чтобы обтереть, поменять одежду.
Лицо девушки застыло и она будто перестала понимать свои ощущения - действовала строго механически. Внутри орал целый хор голосов, не долетая до ушей и мозга. Это напоминало давку в метро, когда люди бегут в панике друг по другу , толкаются и воют от ужаса, а на земле при этом лениво бредут пешеходы.
Малыш же, словно бастуя, против такой сосредоточенности, неестественной нежности, выпустил прямо в Веру струю мочи. Она вздрогнула, но даже не отошла. Только опустила взгляд, затем всплеснула руками, как-то медленно и обреченно, и также механически пошла к раковине. Вымылась, переоделась, не обращая внимания на крик, взглянула в зеркало - внимательно и отрешенно осмотрела серое лицо в непроницаемом,стеклянном колпаке неестественного спокойствия, и вернулась к ребенку продолжать процедуры.
Младенец захлебывался криком. Вера легла рядом, заботливо сосредоточенно принялась кормить. Мальчик то и дело выплевывал грудь, а девушка настойчиво и аккуратно возвращала её на место. Молча.
Но чем больше она старалась, тем хуже получалось. В какой-то момент малыш присосался, наконец, и на целых две минуты в комнате зазвенела тишина. Вера откинулась на подушку и прикрыла глаза:
- Молодец! - горько прошептала она и вдруг включилась.
В миг её захлестнула волна адской муки.
- Ааааа, - тихонько завыла она.
По щекам покатились крупные слезы. Малыш открыл широко глазки и снова отвернулся, зашелся криком.
- Ааааа, - завыла Вера громче и с трудом сдерживая непреодолимое желание толкнуть ребенка, швырнуть его вниз с кровати вскочила и замерла, леденея внутри.
Но потом с круглыми от ужаса глазами, она с усилием развернулась, подняла плачущего малыша, покачала, сделала несколько напряженных шагов, ватными ногами. Плечи приподнялись, на лбу проступили морщины.
- Что ты орешь?.. - вдруг процедила она сквозь сжатые зубы, не ощущая, как дрожит всё тело.
- Что ты орешь?! - завопила внезапно, резко перехватила малыша подмышки и с силой встряхнула.