Вера испугалась. По спине побежали мурашки. Всё тело напряглось, ожидая команды. В голове взорвался хор сумасшедших голосов...
Беги! Беги! Беги!
Время замерло, растягиваясь, а девушка не двигалась. Не могла сделать первый решающий шаг.
- Путь свободен, надо бежать… - подбодрила она себя вслух.
И в ответ, сквозь рёв труб внутри черепа вновь раздался тихий, но отчетливый шёпот.
“Тебя не осудят”.
Он повторился несколько раз, принеся с собой адский холод:
“Никто никогда не узнает, что было известно тебе. Все так делают. Никто. И никогда. Тебя не осудят. Все. Все! Никто и никогда. Не узнает...”.
- Быстрее! Давай! Чего же ты ждешь?!
“Это не для тебя… Это слишком сложно”.
Вера опустила голову. Ребёнок сопел, крепко усыпленный. Маленький носик, едва заметно раздувался. Пушистые ресницы укрыли маленькие щечки.
- БЕГИ!!! БЕГИ ЖЕ!!!
“У тебя будет новая квартира, новая жизнь! Уважение, признание!”.
Темнота в холле окутала Веру и ребенка, ломая уверенность.
“Это хорошая жизнь, а ему нужен особый уход…”
Девушка отступила назад и потянула дверь на себя. Замок оглушительно щелкнул, закрываясь. Вера вздрогнула:
- Еще не поздно! Еще можно успеть! Беги!!! Прошу тебя, беги!
“Вера, один человек не может изменить мир…”.
- Не может, - одними губами повторила девушка.
Сверху хлопнула дверь. Время ушло.
Вера наклонилась к ребенку, прижалась щекой. Не в силах смотреть на сына, она прикоснулась губами к тонкой пеленке, скрывающей ушко и прошептала:
- Прости... сын. Я просто не могу… Я не борец. И… Я не хочу быть матерью. Я ничего не могу тебе дать. Не в моих силах изменить этот мир… Один не может, понимаешь, Гарник?
По лестнице сбежал санитар.
- Ваша брошь и косынка, - запыхавшись, выдохнул он.
В двери мерно покачивался синий ярлычок ключа.
- Подержите ребенка, пока я завяжу, - покорно развернулась Вера.
Плечи её безвольно повисли.
“Никто и никогда не узнает. Никто. Никогда”.
- Аллилуйя! - грянул хор из открывшейся не той двери.
И Избранная шагнула на свет.
* * *
- Господин председатель, к Вам Хунриз - один из учеников, - полненькая деловитая секретарша вопросительно посмотрела на Гарника поверх очков, - Говорит, хочет обсудить одно предложение, пустить?
Гарник вздохнул устало, убрал ноги со стола, вернул на место фотографию, в тяжелой, инкрустированной камнями рамке и кивнул:
- Пригласи, пожалуйста.
Вошел ссутуленный парень. Весь он, казалось, съежился. Свободная одежда болталась вокруг щуплого тельца, тонких ручек и ножек. Он создавал вид жалкого, затюканного человека. До тех пор, пока не смотрел в глаза. Потому как взгляд у него был до того пронзительным, что пугал случайных встречных стальным блеском, выдавая хитрый ум, наряду с даже некоторой жестокостью.
Он хищно оглядел богатый кабинет: стеклянную стену купола, зеленую от покрывавших её извне лиан, стеллажи, заставленные книгами и дубовый стол - и замер, изучая острым взглядом председателя.
Гарник нутром почуял, что разговор предстоит нелегкий и даже устало рассердился. Поэтому вновь бросил взгляд на фотографию, которая всегда успокаивала: жена в белом платье с длинными распущенными волосами, серьезно и даже немного зло посмотрела на него со снимка, обнимая лохматого не менее хмурого мальчика, как две капли похожего на нее. Председатель задумчиво улыбнулся, вспоминая тот совместный летний, такой замечательный вечер и как они надулись, когда ему позвонили по работе. Тепло разлилось по телу и Гарник сказал:
- Проходи, Хунриз, присаживайся! О чем ты хотел побеседовать?
Молодой человек прошаркал вперед и осел в кресло, поерзал, усаживаясь, закинул ногу на ногу и снова превратился в комок. Потом он приподнял голову чуть, едва уловимо, расправляя собранные плечи, и сказал весело, но с какой-то ноткой ехидства:
- У меня есть идея, как реорганизовать уклад в общине в кратчайшие сроки.
Гарник саркастично вздернул брови, сложил пальцы пикой. Но, впрочем, слушал внимательно, ведь община по сей день была его больной темой:
- Излагай.
- На лекциях нам рассказывали о нескольких провальных проектах, в том числе долгосрочных…
- Так.
- В общем, я считаю, что все слишком зациклились на этих Вечных детях!..
Гарник наклонился вперед и внимательно воззрился на говорившего. Что-то екнуло внутри от этих слов. Он протянул заинтересованно: