В итоге Вера отчаялась поспать и принялась мытарствовать, в бесплодных попытках хотя бы найти удобное положение на кровати, ожидая своей очереди в душ. Его она делила с соседями.
Большая редкость и удача, что у них на этаже все восемь квартир-комнатушек занимали холостяки и одиночки. Страшно представить, как за полтора часа успевают помыться, например, шестнадцать человек?! Хотя Вера с удовольствием бы ужалась во времени водных процедур ради дополнительного обитателя в своей клетушке. Живут же люди. Порядок-то везде одинаков. Все пятьдесят блоков общины жили по единому расписанию: в семь тридцать подъем — полтора часа на умывание, туалет, зарядку; с девяти до десяти - завтрак и на работу. Проспал — пошел трудиться немытый и голодный. Это справедливо и закономерно: вода и еда наперечет.
В дУше девушке немного полегчало. Натренировано-быстро она смыла с себя пот ночных страданий, выполоскала тошнотный привкус изо рта и даже немного повеселела.
Но если уж день начался погано, таким ему и быть! Вернувшись в комнату, Вера сразу уловила сладковатый запах рвоты в спёртом воздухе. И едва посвежев после душа, почувствовала новый приступ тошноты. Усталая и раздраженная она наспех собралась, приоткрыла перед выходом форточку и отправилась на завтрак.
- Ой, дорогуша, ну и видок! - захихикала соседка, едва завидела осунувшееся лицо девушки, оттененное черными кругами под глазами.
- Да иди ты!..
Столовая, общая для двух блоков, занимала двенадцатый этаж. Без пяти девять вверх и вниз по лестнице тянулись ровные вереницы ожидающих завтрака.
Едва Вера заняла очередь, мимо стали спускаться четыре монахини их блока и сухонький старик-пастор:
- Доброе утро! Господь с Вами! - басил святой отец, а монахини осеняли крестом всех подряд.
Общинники, вытянувшись в струнки, возводили глаза к небу, кланялись монахиням в подол, складывая руки в молитвенном жесте, крестились и воодушевленно улыбались. Маленькая делегация спустилась к дверям столовой и прошла внутрь.
- Не забудьте помолиться перед едой! - благодушно наставил паству священник от дверей и юркнул в пустое, пока, помещение. Как по мановению волшебной палочки общинники единодушно сбросили образ подтянутых мирян и вернулись к своему прежнему разлетному виду: послышался хохот и мат, возобновились разговоры, тела расслабились, превращаясь в сутулые, растекающиеся, ленивые массы.
Ровно в девять столовая открылась для простых смертных. Очередь размеренно потекла вперед. Порядок соблюдался строго-настрого. В дверной проем могли без помех пройти до четырех человек, но всегда заходили только двое. Традиционно стоящие вверху шли к первым трем раздачам из шести, ожидавшие внизу — к последним. Пара - по одному общиннику из обеих очередей - вставала к своим распределительным автоматам: первый-четвертый, второй-пятый, третий-шестой, первый-четвертый, второй-пятый и так далее до конца. Быстро, четко, слаженно, без лишней суеты и склок. Редких нарушителей выталкивали в конец, а там уже могли и побить. Не от зла, а для порядка: еда — это святое.
Приложив большой палец к детектору, Вера услышала знакомый писк и щелчок. За стеклом раздачи умная машина быстро вывалила в расставленные на подносе тарелки предписанное, точно взвешенное количество еды. Девушка с удовольствием отметила, что и сегодня ей включили десерт - ровно как и обещал доктор Сами. Стекло поднялось, позволяя забрать пищу. На все про все у умного механизма ушло около пятнадцати секунд. Едва Вера успела поднять с ленты свой завтрак, как место занял чистый поднос всё с той же, безошибочно-четко расставленной посудой, а следующий в очереди уже тянулся к сканеру отпечатка.
«Мандариновое танго. У-о-о» - хмуро напевала себе под нос девушка, разыскивая удобное свободное местечко. В достаточно большом и светлом зале столовой, заставленном прямоугольными столами на четыре человека, почти не осталось пустых мест. Вера с тоской посмотрела на двери, за которыми в отдельном помещении вольготно разместились монахини с пастором, и сварливо посетовала про себя, что туда не пускают Избранных. Затем еще раз обвела зал взглядом, натренировано не замечая желтые заляпанные стены, да толстые замызганные колонны.