Избранная так увлеклась воспоминаниями, что не сразу обратила внимание на фигуру, спускающуюся по трапу к причалу. А меж тем, она была самой заметной из всех: прямая осанка и дерзкий блеск в гордом и уверенном взгляде поверх голов - её манеры, на фоне стылой серости нравов их общины, потухших глаз и согбенных спин, кричали громче рупора.
Женщина, а это, безусловно, была дама лет сорока, являла собой полную противоположность Веры. Элегантные темно-серые туфли на каблуке, вместо стоптанных тапок; строгие брюки прямого покроя, в сочетании с бежевой блузкой под удивительно-ладно сидящим пиджаком, мышиного оттенка, а не скучное, заношенное, пусть и хорошо-подогнанное, но дряного коричневое цвета платье. В отличие от Избранной, образ женщины был идеален.
Едва взглянув на нее, девушка ощутила непреодолимое желание быть подле, угождать, пресмыкаться, выманивать улыбку. Вере казалось, что дама выдыхает уверенность, силу, смелость и нужно просто быть рядом, дышать одним воздухом, чтобы стать хоть немного похожей.
Девушка жадно рассматривала незнакомку недоумевая, почему та встала в стороне, но ощущая, что она другая, иная, не такая как все здесь.
И тут словно удар плети, будто разряд тока прошли по телу девушки. Она отстранилась от перископа в смятении, недоумении, страхе...
Невидимка!..
Это не укладывалось у Веры в голове. Первые секунды она отказывалась принимать увиденное. Но сколько бы девушка ни приглядывалась, мечтая ошибиться, клеймо выжженное на высоком гладком лбу, оставалось клеймом. И один его вид произвел неизгладимое впечатление!
В миг обожание сменилось раздражением, злобой, ненавистью:
“Как я могла так глупо ошибиться?!”
Веру обуяла безотчетная зависть и даже ненависть: к внутреннему спокойствию, которым светились глаза незнакомки, её самоуверенности, изящности.
“Какая-то замарашка, тень общины, живущая на мусоре, отброс общества, приговоренный к существованию в грязи, нищете и смраде и…”
И лучше неё? Достойнее? Этого она не решалась даже подумать.
И даже если это было выдумкой, порожденной только её подточенным самоуважением, то - какая разница? Злость-то была самая настоящая. Ведь нельзя же презирать себя и в полной мере сознавать, что это твой собственный выбор. Проще найти виноватого, крайнего. Как эта невидимка. И ненавидеть.
В жизни бывают ситуации, когда злоба становится наркотиком: если она самое сильное и единственное настоящее чувство, что человек испытывал в жизни. И не важно по делу ли злишься или вовсе несправедливо…
А в особо тяжелых случаях ненависть делает человека, определяет его, пробуждая животные инстинкты. Оттого, видимо, Вера и ощутила внезапный прилив адреналина. Ей захотелось драться и убивать, защищая свою неполноценность. Она очутилась на той грани, когда удовлетворение собой и презрение тонко переплетаются, маятником раскачивая сознание на острие ненависти. Но сила, которую она дает - как быстрорастворимый кофе: тонизирует, оставляя дурной привкус, и одаривает на прощание гастритом. И Вера была сейчас на волоске от восторженного падения в этот чан с ядом.
Невидимка, словно почувствовав направленный на нее отравляюще-едкий взгляд, выкипающей изнутри девушки, подняла глаза и задумчиво посмотрела прямо в перископ. Вера вздрогнула - серые, пронзительно чистые зрачки, смотрели задорно и по-детски невинно. Девушка отпрянула было, но быстро собралась, поняв, что заметить её невозможно. Прикованная к месту внутренним противоборством преклонения и ярости, она жадно ловила каждое движение незнакомки.
Тем временем, женщина внимательно осмотрелась, затем мелодично свистнула, сложив губы трубочкой, и, не оборачиваясь, двинулась к воротам. За её спиной по трапу пулей слетел небольшой пёс и скрылся за одним из контейнеров.
Почти такую кремово-белую собаку Вера видела в центральном зоопарке, единственный раз в своей жизни.
* * *
Почти все листья и желуди уже опали со старого дуба. Лишь несколько желто-красных пятнышек раскрашивали высокое серое небо.
Дети сидели бок о бок. Вера плотно прижималась к другу, чтобы согреться. На девушке была обычная тонюсенькая ученическая куртка, которая помимо противного болотного цвета окраса, еще и нисколько не грела - то есть была дважды никчемной. Скучная черная юбка, лишь слегка прикрывала колени и ноги девушки уже покрылись крупными мурашками.