Он распалялся всё больше и больше, гневно стискивая кулаки. Карие глаза метали молнии, борода тряслась от напряжения. Ученики же озадаченно крутили головами не понимая, чем вызвали такую бурю эмоций.
- Истина рождается только в споре! - завопил он, проясняя ситуацию, - А у них, посмотрите-ка, одна правда на всех! А ну, пшли все отсюда, вас община заждалась! Там вам и социальные сети, и работа не требующая интеллекта, и культы, и расписания, чтоб не думать самому, когда что делать, и развлечения пустые! Всё как вы любите! И подумают за вас и сделают - главное соглашайтесь и головой кивайте! У вас вон как стройно получается! Свободны!
Друзья, молчавшие до этого момента, переглянулись. Гарник встал.
- Я бы попросил Вас сбавить обороты, - сказал он строго, но не очень уверенно и невольно покраснел. - Если Вы… хотите дискуссий, то… я готов с вами поспорить!
Профессор перевел тяжелый взгляд на парня и хмыкнул:
- Ну хоть чувство собственного достоинства еще осталось и на том спасибо! - откликнулся он саркастично, но смягчился, даже стал задорным. - Высказывай!
Гарник набрал в грудь воздуха, обдумывая ответ, но в это время в диалог вмешался другой ученик, высоко и обиженно взвизгнув с места:
- Вообще-то нас учили слушаться старших! Вы же здесь преподаватель!
Профессор прыснул:
- У вас, видно, друзья среди общинников? Это ИХ учили слушаться старших! А вас учат думать. Думать головой! Чувствуете разницу? Так что помолчите, пока думающие разговаривают. Излагай Гарник!
- Мы все же люди, - в раз замялся парень от такого комплимента, - и, двигаясь к цели, об этом нельзя забывать…
* * *
Злополучная папка оказалась на антресолях, едва Избранная вернулась домой. Содержимое было, конечно, любопытным (Вере всегда нравились страшные, кровавые сплетни), но вместе с тем непонятным и оттого даже рассердило. Она отчаянно жалела, что пошла на опрометчивый шаг из-за этой пустяковины.
Но отчего-то уже несколько дней Вера была сама не своя. Ни на работе, ни дома не могла найти места. По телевизору все раздражало, в интернете ничего не увлекало, засыпала с трудом, спала плохо.
К концу недели она совсем извелась, не находя впрочем причины странному беспокойству. Поэтому девушка несказанно обрадовалась воскресенью, ведь появилась возможность отправиться в то единственное место, где всегда находила поддержку и утешение, не опасаясь при этом выдать дурного настроя, - в свой церковный приход.
На острове все пытаются выжить в одиночку и не сойти с ума. В возрасте четырнадцати лет, еще почти детьми, они прибывают в общину, а уже через сутки остаются наедине с собой. Всё что им дается при въезде - это ключи от квартирки, расписание жизни (до минут) и путеводитель по острову.
Ни поддержки, ни толковых инструкций, ни опеки подростки не получают! Конечно, их готовят к этому многие годы - почти целую жизнь. Но всё же погружение всегда оказывается слишком стремительным: уши закладывает, в глазах темнеет. И дети бросаются кто куда: одни стремятся найти отдушину в работе - выкладываются по полной, заполняя пустоту в душе; другие пускаются во все тяжкие, ныряя в водоворот беспорядочного секса, развлечений, нередко контрафактного алкоголя; третьи запираются в своих клетках наедине с телевизором, плавают на просторах интернета или проживают жизнь в компьютерных играх и хаотичных кликаньях мышью. А есть те, кто, как и Вера, нашли отдушину в церкви. И пусть девушка не была фанатично преданной миссионеркой, но верила. И только в храме чувствовала себя нужной, ощущала, что она будто дома.
Обычно, прийти в церковь Вера могла в любое время дня и чуть ли ни ночи. Но сейчас появился новый статус, который, по убеждению, обязывал не болеть душой. Кроме того, девушке мнилось, что к ней вообще особенные требования (может и так, раз обязали вести дневник). А так как посещения обычной часовни становились не обоснованными (ведь в Благословенном свои службы), то могли вызвать нежеланные вопросы. Конечно, Вере нравилось внимание, но после болезни и кражи, оно казалось опасным.
Но самым сильным, как водится, был самый глупый страх. Девушка боялась, что всем сразу станет понятно: у неё что-то не так, и пошатнется её авторитет “вечного циника”, каким она прослыла в блоке. Сложно сказать, от чего она так этим дорожила. Но почему-то люди стараются сберечь, сохранить приобретенный “особенный” статус, даже если он мешает им делать то, что нравится в компании людей, которые приятны.