Марчелла покачала головой, глядя в отчаянии на таксиста. Старушка приковыляла к машине и оперлась на край опущенного окна.
— Его можно навестить, — кивнула она. — Туда пускают посетителей!
Марчелла вздохнула. Это невозможно. На этом острове все немного чокнутые, все взбалмошные, если уж не окончательно спятившие. И все же сморщенное личико старушки, смотревшей острыми маленькими глазами на Марчеллу, совсем не были туповатыми.
— Санти? Да? — спросила она. Старушка кивнула.
— Санти Рока. Там! — Она ткнула пальцем. — В скиту!
Внезапно Марчелла вспомнила его письмо. «Уйти от своих проблем, — писал он. — Подальше от людей, чье поведение изумляет меня». Он имел в виду меня, догадалась она. Но неужели он и впрямь стал монахом? Священником?
«Там ты найдешь меня однажды, если вдруг бросишь меня», — сказал он ей как-то, когда они проходили мимо монастыря, мимо того самого монастыря, о котором твердила сейчас согнутая старушка. Но это наверняка шутка. Она встретилась с ним в церкви. Может быть, вера была для него важнее, чем он рассказывал ей?
— Так Санти там? — спросила она. — В скиту? Старушка кивнула:
— Да. С октября.
— А долго туда ехать? — спросила она. Старушка очень быстро заговорила с шофером.
— Пятнадцать минут, — сказал он, показывая на часы.
— Поехали! — велела Марчелла.
Она помахала на прощание старушке. Хотелось бы ей подарить что-нибудь, но деньги могли ее только обидеть.
«Быстрее! — поторапливала она шофера, не произнося при этом ни слова. — Быстрее! Какого черта делает Санти в монастыре? Гостит? Ухаживает за бедными?» Страх подкатывался к самому горлу. А вдруг вся эта погоня бессмысленна? Могла ли она представить обратную дорогу и возвращение на Манхэттен без него? Нет, отвечала она сама себе, нет!
Она опустила стекло, когда они начали подъем по холму. Здесь воздух был гораздо холоднее, но ей хотелось вдыхать этот запах сосен и земли, слушать звон колокольчиков, подвязанных к овечьим шеям. Этот звук долетал до них издалека, за сотни ярдов, через поля и луга, просачиваясь сквозь деревья. Воздух казался серебристо-золотым. Низкорослые чахлые оливы с кривыми стволами, сбросивший листву миндаль — все было таким безжизненным зимой, и только высокие темные кипарисы словно указывали ей путь к Санти.
— Вот там. — Шофер указал на самую верхушку холма. Она высунулась из окна, чтобы разглядеть это старинное каменное здание без признаков человеческой жизни. Что же может делать здесь любовь всей ее жизни? Молиться, или поститься, или он дал обет молчания? Наверняка маленькая старушка ошиблась, и она вновь обретет своего Санти в его галерее в Барселоне, и они вместе посмеются над предположением, что он мог стать монахом.
Вход в скит был через длинный узкий проход в ограде, которой были обнесены двенадцатифутовые каменные стены. Стены нависали над человеком, будто намереваясь унизить его размером. И лишь простой железный крест над угловой папертью указывал, что это приют веры.
Она почувствовала удар стальным клинком, когда такси зашуршало по гравиевой дорожке. Затем взрыв гнева. Это что, высокодуховное место, где интеллигентные люди в двадцатом веке прячутся от мира? Однако как она ни старалась, но представить Санти здесь так и не смогла. Мужчина, с которым она гуляла по улицам Нью-Йорка, в поисках новых открытий и приключений, не мог отрезать себя от мира, который он находил таким привлекательным.
Она попросила шофера подождать, не имея понятия, сколько здесь пробудет. Идя по каменным плитам внутреннего дворика, она думала, куда же спряталась радость? Жизнь, которую посвящают Господу, должна быть радостной, это точно, думала она. Если Санти томится в этой темнице, она уведет его отсюда и он вновь будет счастливым. Она подошла к дверям и перевела дыхание, чтобы набраться храбрости и позвонить в грубый железный колокольчик.
Было не так уж легко увидеться с Санти, даже когда она установила, что он действительно здесь. Ей объяснили, что сначала она должна переговорить с настоятелем этой маленькой обители. Все внутри той комнаты, где ее попросили подождать, было сделано из холодного безжизненного камня. Камень был без единого пятнышка, но для нее он был лишен всякой человечности. Узкая щель, заменяющая окно, была прорезана, казалось, лишь затем, чтобы показать, как толсты стены, и выхватить кусочек восхитительного пейзажа с морем далеко внизу. Стены были так крепки, так мощны, что настоящая жизнь, казалось, кончилась века назад. Марчелла почувствовала неосознанный призыв похоронить себя здесь. Лучшего места, чтобы уйти ото всего, избавиться от хитросплетения человеческих чувств, Санти просто не мог найти.
К счастью для нее, отец-настоятель немного говорил по-английски и не собирался отказывать в необычном здесь посещении красивой элегантной женщине. Это был шестидесятилетний человек с курчавыми седыми волосами и по-детски круглыми карими глазами. Лицо его было аскетичным — ничего чувственного, — что напомнило ей отца Кармелло. Коричневая ряса.
Ома почувствовала, что ей следовало признать, что она здесь по делам духовным, и кляла себя за красный костюм от Шанель. Ей следовало бы выглядеть попроще, но как она могла догадаться, что ее путешествие закончится в монастыре?
Выслушав ее, отец-настоятель сказал: — Сантьяго может прийти только по собственному изволению. Я не могу его заставлять встречаться с кем-либо, если он сам этого не хочет. Я спрошу его. А вы, пожалуйста, подождите тут.
Она осталась в неуютной комнате, воздух в которой был холоднее и сырее, чем на улице. Ей хотелось курить, но она знала, что здесь это невозможно. Ее пересохшие губы незамедлительно нужно было бы подкрасить, но она не могла пошевелиться и достать помаду. Почему он так долго не идет? И возможно ли, чтобы он отказался увидеться с нею? Будет ли он тоже одет в рясу, как священник, с которым она только что разговаривала? Она же не сможет удержаться от смеха, если он явится в рясе! Упрятать себя в такое глухое место, подумала она, это же значит наложить на себя страшную епитимью. Или получить неизлечимую рану. Потом, когда в дверном проеме появился Санти, она уже знала, что эту рану нанесла ему она.