– Асгард полон теми, кто пленил твоих детей и, держу пари, с ними ты был столь же любезен. Я сделала куда меньше, чем они – и впрямь, кто я такая, чтобы изводить тебя? Кто я такая, чтобы заслужить гибель от твоей руки, коли даже палачи не узнали твоего гнева? – её голос опускается до опасного шипения, а глаза наливаются жёлтым расплавленным золотом. Ветер бушует, и кажется, что деревья вот-вот начнут подыматься из земли, волоча за собой многовековые корни. Но Локи не ведёт и глазом.
– Убийство не всегда лучший выход, а гнев не лучший помощник, – глубокомысленно изрекает он, бросая последний взгляд на безжизненное озеро и оборачиваясь в её сторону.
– Асгард не лежит в руинах – а, значит, в моих глазах ты нашёл неверный выход.
– Даже Хель, находясь в мире мёртвых, жива, но все трое могли оказаться там из-за куда более трагичных событий. Это, по-твоему, неверно?
– Не делай вид, будто в том есть хоть малая доля твоих усилий! – в его словах есть смысл, но она не в силах остановиться. Ангрбода желает, чтобы он сорвался и придушил её собственными руками здесь и сейчас. И у неё почти выходит – Локи грубо притягивает её к себе, словно тряпичную куклу, а она безотрывно, безропотно смотрит на него, пытаясь разглядеть в его взгляде нечто схожее с их детьми. Увы, всем троим достались её глаза.
Она совершает ошибку, и он ослабляет хватку.
– Как интересно. В прежние времена ты бы разорвала на части любого, кто встал бы на твоём пути, а теперь ругаешься, как склочная баба, и валишь всю вину на меня.
Ангрбода тяжело дышит и будто бы сжимается в комок от отвращения. Пытается вырваться и отворачивается, но он не позволяет. Её дикое красивое лицо перекашивает устрашающий оскал, и она выплёвывает:
– Убей меня, если осмелишься. Убей, если всё ещё хочешь. Докажи, что любил когда-то. Избавь от мук, – она взывает к искрам благородства, живущим внутри него. Быть может, размером они с кончик иглы, но всё же существуют, и руки его нерешительно, мягко движутся вверх по её плечам, закутанным в тяжёлую шерстяную ткань бедного траурного платья. Но на шее их путь не оканчивается, и она с прискорбием ощущает, как его горячие ладони останавливаются на её щеках. Локи грустно улыбается, и Ангрбоде кажется, что это первая эмоция, отразившаяся на его лице, в которую она верит.
– Моя милая сентиментальная жёнушка, я бы с радостью убил тебя и освободил, но ты нужна мне живой. Добрая половина Асгарда хочет того же, что и ты – лишь потому, что от меня избавиться не в силах, как, собственно, и предсказать итог нашего тайного брака. Я не доставлю такого удовольствия ни тебе, ни им. Ты будешь жить, а они будут бояться. И потому я проклинаю тебя и дарую крепкое здоровье.
Одним быстрым движением он притягивает её лицо ближе и жгучим поцелуем впивается в искусанные до крови губы. Ангрбода в гневе пытается оттолкнуть его, бьёт по груди, с силой сжимает зубы на его губе, выкручивает пальцы, обхватившие её ладони мёртвой хваткой, пытается ударить коленом промеж ног – но он будто бы и не чувствует ничего и продолжает своё дело. Она обмякает под ним и начинает плакать. Не от боли и унижения, но из последней попытки спастись, надеясь, что разжалобит его хотя бы слезами. Но Локи снова играет, на этот раз – заботливого мужа. Заботливого тюремщика. Стирает слёзы с её щёк и утешает, предлагая ей милую сказку о том, что когда-нибудь её дети освободятся. А Рагнарёк не пощадит их, и даже торжество Хель не продлится слишком долго, добавляет она про себя.
Он оставляет её посреди поляны, рядом с пепелищем, возникшим на месте лесного домика. Уходит, не попрощавшись, хотя точно знает, что больше не вернётся. И она делает последний отчаянный рывок.
– Да чтобы ты находился в изгнании, связанный по рукам и ногам, чтобы смотрел на Асгард, не в силах отомстить, чтобы корчился от боли и не мог вырваться на свободу!
Он оборачивается и злобно ухмыляется, приподнимая уголок губ.
– И тебе долгих лет жизни, милая!