- Сколько за это? - спросил Ник у женщины, указывая на головку.
- О, дружок, это не продается. Это мой талисман. Тсанса.
"Еще как продается, - подумал Ник. - Была бы нужная цена". И спросил:
- Что такое тсанса?
- Это высушенная человеческая голова. Дух, заключенный внутри нее, служит хозяину и приносит удачу.
Ник насмешливо улыбнулся. Самая настоящая человеческая голова, как же. Где она видела таких людей, у которых голова размером с кулак?
- Скажем, пять тысяч, мисс? - он подмигнул индианке. Та смерила его пристальным взглядом непроницаемых темных глаз, откинула сальную спутанную прядь, падавшую на лицо, вздохнула, сняла со стены свою тсансу и велела:
- Иди-ка за мной.
И скрылась за тяжелой портьерой, висящей сбоку за прилавком. Ник последовал за ней.
Они оказались на кухне, тесной и уродливой, но неожиданно довольно чистой; индианка усадила Ника за стол, со стуком поставила перед ним кружку с кофе, уселась напротив.
- Однажды ко мне пришел художник, - без всякого предисловия начала она. - Он был беден и голоден, одежда на нем была вся в заплатах. Он принес мне картину на продажу, попросил, чтобы я выставила ее в своей лавке. Ему нечего было есть и нечем платить за жилье, поэтому я сжалилась над ним и согласилась на сделку. Он был талантливым, и картина его была хороша, но все же не стоила тех денег, что я заплатила ему. Вскоре он принес мне еще картину, затем еще; но в мою лавку не заходят ради картин, а места на стене они занимают много, и я отказала ему. Я не хотела работать себе в убыток. Тогда он расплакался. Он сетовал на свою судьбу, которая не желала улыбнуться ему хотя бы на мгновение, а только подбрасывала все новые испытания. Все, чего он хотел - это рисовать. Но никто не покупал его картины, а по счетам как-то нужно было платить. Любая работа, приносившая доход, делала его несчастным, так как отбирала время, предназначенное для рисования. Он клялся, что бросится с моста, и я сказала: "Хорошо, у тебя будут деньги, но за это нужно принести жертву". "Какую жертву?" - спросил он. "Сердце того, кого ты любишь". Он ушел, осыпая меня проклятиями, но через несколько дней вернулся, неся в руках коробку с мяукающей кошкой. "Это - моя любимица Бетти", - со слезами сообщил он. Я рассказала, что нужно делать, потому что он должен был принести жертву своими руками. После этого он ушел и не появлялся несколько месяцев. А когда вернулся - снова в отчаянии - рассказал, что после ритуала некий щедрый богач купил сразу несколько его картин, и на эти деньги он беззаботно жил какое-то время. Но они кончились, и вот художник снова пришел ко мне. "Что ж, какова жертва - таков и результат" - сказала ему я. Он ушел молча, а через пару дней принес мне сердце своей матери. Этой жертвы хватило на несколько лет рисования, но потом удача вновь отвернулась от него. "Я хочу стать богатым, - кричал он в исступлении. - Самым богатым в Америке. Не считать деньги, не заботиться об их источнике, а просто рисовать, рисовать изо дня в день! Я готов на любую жертву". Я напоила его специальным чаем и я отрезала ему голову. Вот она, перед тобой.
Ник, содрогнувшись, глянул на кружку, из которой успел сделать глоток, потом на голову. Выходит, все-таки голова - настоящая?! Как возможно, что она так сильно уменьшилась? Колдовство? Индианка - ведьма? Не только ведьма, но еще и убийца... нужно бежать отсюда... пока не подействовало пойло...
- Я сохранила жертву навеки, чтобы ты родился богатым, - покачивая головой, сообщила женщина, глядя, как Ник судорожным рывком встает из-за стола, опрокинув чашку недопитого кофе, и бежит прочь. - Да, да. И я не думала, что ты вернешься так скоро.
Ник сломя голову выбежал из магазинчика, запрыгнул в свой Ламборджини и, только с третьего раза справившись с ключом, утопил педаль акселератора в самый пол. В мгновение ока он вылетел из злополучного квартала, промчал несколько километров по шоссе, а потом заставил себя остановиться возле одной из смотровых площадок с видом на побережье. Попытался отдышаться, закрыв глаза и откинув голову на спинку сидения. Кажется, это все-таки был обычный кофе. И чего он так испугался какой-то глупой страшилки? Утреннее солнце яростно сияло, отражаясь от искрящейся морской поверхности, и влажный соленый ветер ласковым касанием сушил выступившие на лбу капли пота. Голос разума твердил, что глупо верить россказням сумасшедшей аборигенки, но Ник почему-то не мог избавиться от твердой уверенности: там, в темноте, подвешенной на стену осталась его душа, заключенная в коробку высушенной головы на веки-вечные.