Подсудимая:
— Вы хотите слышать правду, — я говорю ее. Тем хуже для тех, кого она оскорбляет.
Председатель:
— Итак, вы настаиваете на своих словах?
Подсудимая:
— Да, я продолжаю говорить, что этот честный и религиозный отец семейства предлагал мне деньги, много денег, отель, карету, бриллианты, чтобы я согласилась стать его любовницей. Я от отвращения пожимала только плечами, потому что обожала своего мужа. Из боязни встревожить мужа я сперва скрыла от него, что мне предлагал этот старый развратник.
(Снова взрыв негодования на скамье семейства де Бопертюи.)
Председатель (очень строго):
— Подсудимая выражайтесь приличней и с большим уважением. Как вы смеете так говорить о князе де Морсене, об отце вашей жертвы?
Подсудимая (насмешливо):
— Да разве он ей отец? Такой же, впрочем, как многие другие, считающие себя отцами детей, которые носят их фамилию.
Председатель:
— Подсудимая, еще раз говорю вам, я не потерплю подобных низких выражений. Вы забыли разве, что семейство князя де Морсена присутствует здесь, что здесь княгиня?
Подсудимая (разражаясь насмешливым хохотом):
— Нет, я прекрасно вижу княгиню рядом с ее любовником, г-ном де Сен-Мерри, который назвал меня отравительницей. Вы говорили об отце герцогини де Бопертюи. Ну вот этот господин и есть ее отец.
Председатель:
— Подсудимая, молчите.
Подсудимая (со смехом):
— Ба! Вы желаете правды, я говорю ее. Вот там я вижу даму в розовой шляпке. Это баронесса Роберсак; она была любовницей князя де Морсена в то время, как этот добродетельный отец семейства предлагал мне деньги, чтоб быть моим любовником.
Председатель:
— Подсудимая, я не могу…
Подсудимая:
— О! Успокойтесь: мои слова не сделают семейного несчастья. Все эти господа очень мирно живут между собой среди своего позора! Княгиня в самых лучших отношениях с любовницей своего мужа, а князь — друг и приятель с любовником своей жены, истинным отцом его дочери.
Председатель (в негодовании):
— Замолчите! Вы говорите ужасные вещи, и я лишаю вас слова.
Подсудимая (с горечью):
— А! Вот что! Впрочем, я этого и ждала. От тебя требуют правды, а верить ей не хотят. А почему? Потому только, что бедная женщина обвиняет знатных господ. Вы видите, к чему же говорить, если не хотят меня выслушать! Я так и предполагала и поэтому молчала до сих пор. Благодарю вас, благодарю! Хороший мне урок! Я им воспользуюсь. Но все, что я сказала про это добродетельное семейство, ничто в сравнении с тем, что я еще знаю. (В публике продолжи-тельное волнение.) Вот и выслушали меня! Хотя от этого зависит даже — жить мне или умереть! Но я не дорожу жизнью. Исполняйте ваше ремесло, отрубите мне голову, только бы конец! Я больше не скажу ни слова.
(Невозможно передать негодующих криков аристократической публики, вызванных словами обвиняемой, в то время как в глубине зала раздается несколько «браво». Глаза всех обращены на княгиню де Морсен и баронессу де Роберсак.
Они то бледнеют, то краснеют. Наконец, им делается дурно, и друзья уносят их из зала, среди страшного волнения. Заседание прервано па десять минут.)».
XLIX
Принц (прерывая чтение):
— Простите, сударыни, но я не могу больше сдерживать негодования. Что за исчадие ада эта Фово! Какова наглость!
Герцогиня де Спинола:
— Осмелиться публично оклеветать, опозорить этих дам в лицо!
Княгиня фон Ловештейн:
— Поносить мать своей жертвы!
Герцог де Спинола:
— Иметь дерзость настаивать, что князь де Морсен, знатный вельможа, унизился до позорных предложений подобной твари.
Князь фон Ловештейн:
— И в довершение всего осмелиться объявить, что он — не отец своей дочери, указать мнимого отца и прибавить, наконец, что князь спокойно выносит измену жены!
Герцогиня де Спинола: