— Отворите же скорей!
Тюремщик (входит и тихо говорит доктору):
— Извините, милостивый государь, я встречал палача и шел вас предупредить, что уже четверть восьмого.
Бонакэ (с изумлением):
— Что такое говорит этот человек?
Тюремщик (тихо):
— Я говорю, что уже четверть восьмого, а назначено ровно в восемь. Надо вести бедную женщину на одевание.
Бонакэ (в ужасе):
— Боже мой! Слишком поздно! Я сойду с ума! Нет! Следователь здесь? Где смотритель? Ведите меня скорей к нему! (Марии.) Мужайтесь, надейтесь, ждите! (Уходит.)
Мария:
— Он не в силах проститься со мной. Бедный мсье Бонакэ! Я его понимаю!
Тюремщик:
— Милая барынька, не угодно ли вам идти со мной?
Мария (затрепетав):
— Ай!.. Уже!
Тюремщик:
— Нет, нет, барынька… еще нет, честное слово. Я бы сказал откровенно. Это… (Затрудняясь.) это просто маленькая формальность. Пойдемте.
Мария:
— Идем.
(Уходит с тюремщиком.)
LIV
Низкая комната в тюрьме. Мария сидит на стуле с привязанными за спину руками; палач обрезает ей волосы. Сбоку стоит священник с распятием. В глубине комнаты помощники палача, стража, жандармы.
Мария бледна, как полотно. Она кажется неподвижной и не сознает, что происходит вокруг нее. Время от времени священник протягивает ей распятие, и она машинально целует его.
Палач (необыкновенно учтиво):
— Будьте добры, сударыня, не угодно ли вам нагнуть голову немного вперед. (Говоря это, он нагибает ей голову.) Очень хорошо, сударыня, превосходно; вот так; вы очень любезны, благодарю вас. (Волосы Марии падают под ножницами. Палач в сторону.) Великолепные волосы! Красивая, белая шейка! Жаль!..
Священник:
— Мужайтесь, сестра. Думайте о Спасителе мира, который также нес свой крест. Поцелуйте его изображение, дочь моя.
(Мария машинально делает движение, чтобы поцеловать крест.)
Палач:
— Сударыня, осторожней, не двигайте головой, ради Бога. Боже мой! Боже мой! Я чуть вас не порезал! (Священнику колко.) Г-н аббат, позвольте мне окончить свое дело. У каждого своя обязанность.
Священник (закусывает губу, но не отвечает палачу):
— Сестра моя, поручите вашу душу неисчерпаемому милосердию Господа. Ваше преступление велико, но Его милосердие превыше всего. Поцелуйте его изображение.
(В эту минуту поспешно входят в комнату: доктор Бонакэ, смотритель тюрьмы и следователь, которому поручено снять показания с Марии Фово, если она имеет что открыть; если же нет, то присутствовать при казни. При виде Марии, окруженной палачом и священником, доктор Бонакэ бледнеет, чуть не падает, и раздирающее рыдание вырывается у него из груди; он закрывает лицо руками.)
Смотритель (священнику):
— Г-н аббат, потрудитесь уйти на минуту. Подсудимая желает дать показание. (Палачу.) Оставьте нас, сударь. Пусть все выйдут.
(Все уходят за исключением Бонакэ, следователя и тюремного смотрителя. Мария сидит все в той же позе; губы ее подергиваются; она совершенно безучастно относится к окружающему. Доктор быстро подходит к ней.)
Бонакэ:
— Дитя мое, ободритесь! Вы спасены! Правда сейчас узнается. Следователь выслушает вас, и приговор будет отменен.
(Мария вздрагивает, смотрит пристально на Бонакэ, старается улыбнуться и шепчет едва слышно: «Прощайте!»)
Бонакэ (в ужасе):
— Мария, дитя мое, придите в себя, ободритесь! Вы спасены. Слышите ли, спасены, спасены!
Следователь:
— Доктор, берегитесь, не обнадеживайте напрасно несчастную женщину.
(Мария смотрит блуждающим взглядом.)
Бонакэ (становясь на колени перед ней):
— Мария! Ради Бога! Вы не видите, не слышите меня! Это я, ваш друг. Я пришел спасти вас. Повторите судье то, что вы сейчас мне рассказали.
Следователь (смотрителю):
— Она в ужасном состоянии: страх смерти парализовал ее… от нее не добьются ни слова…
Смотритель:
— Боюсь, что так.
Бонакэ (рыдая):
— Мария! Мария! Слышите! Боже мой, Боже мой! Она ничего не осознает. Отвечайте же! Я вам принес спасение, жизнь.
Мария:
— Пусть свершится моя судьба… Мне суждено умереть на эшафоте…
Следователь:
— Доктор, я в отчаянии; но, вы сами видите, она потеряла рассудок. Если бы она дала точное показание, открыла что-нибудь важное, то я мог бы взять на себя ответственность и приостановить исполнение смертного приговора. Но, вы видите, несчастная морально перестала жить.
Бонакэ (с силой):
— И поэтому, милостивый государь, ее надо оживить! Надо развязать ей руки, отнести в камеру и дать подкрепляющего, надо возбудить в ней мышление! И тогда вы узнаете от нее истину, откроете виновного! Скорей, господа, скорей! (Пробует пульс у Марин.) Пульс едва слышен, нельзя терять ни минуты… Скорей, здесь должна быть аптечка… Давайте эфир… поднесем ее к окну… Воздуху! Воздуху!