Герцог:
— Я положил его туда? Полноте! Это глупо!
Бонакэ:
— А я говорю: вы положили пузырек с ядом в комод Марии Фово. И вот доказательство: он совершенно походит на тот, что найден сейчас. Когда отравительницу арестовали, то для подтверждения возведенных на нее подозрений необходимо было на время приостановить отравление. Так и было: вы сразу уменьшили дозу яда, и положение герцогини хотя и не улучшилось, но и не ухудшалось. Во время суда вы нашли удобный случай покончить с вашей женой, зная, что ее почти внезапную смерть припишут страшному волнению во время показаний. Вы запаслись тонким ядом и под предлогом укрепляющего средства убили вашу жертву сразу. Слышите вы это, милостивый государь?! Да поразит меня небо, если в том флаконе, что вы отказываетесь показать, нет остатков или следов яда!
Герцог (смотря на доктора с ужасом, бормочет):
— Что такое? Каким образом вы можете знать? Кто вам сказал? Почему предполагать?
Сен-Мерри (пораженный внезапной мыслью):
— Негодяй! А помните ли вы, когда в конце заседания княгиня упала в обморок и я попросил у вас флакон, то вы мне не дали его?
Герцог:
— Не помню. Это неправда.
Сен-Мерри:
— Нет, правда. Вы еще поискали в карманах и ответили мне: «В этой суматохе я потерял флакон».
Герцог:
— Ложь! Неправда!
Сен-Мерри:
— Господин судья, минуту назад этот человек сказал, что принесет флакон. Он встал, чтобы идти за ним, не предполагая, что его не пустят одного: он мог искать его только в своей спальне, вон там. Потрудитесь идти за мной, и я уверен, мы найдем флакон.
Комиссар:
— Я пойду с вами.
(Уходят.)
Княгиня (с ужасом):
— А! По крайней мере, этому чудовищу лицемерия и жестокости отплатят за мою дочь! (Молчание. Герцог не знает, куда деться от смущения. Он каждую минуту отирает холодный пот со лба. Княгиня плачет. Бонакэ и генеральный секретарь обмениваются вполголоса замечаниями и наблюдают за герцогом. Вскоре входит Сен-Мерри и за ним комиссар с флаконом в руках. Герцог уничтожен; он падает в кресло и закрывает лицо руками.)
Княгиня:
— Тот самый флакон! Я узнаю его.
Бонакэ (рассматривая флакон):
— Здесь осталось несколько капель, но я клянусь Богом, что это синильная кислота, яд настолько сильный и тонкий, что несколько капель на губы причиняют почти моментальную смерть!
Княгиня:
— О, Боже! Теперь все ясно! Теперь я понимаю настойчивость, с какой это чудовище повторяло нам, будто наша бедная дочь взяла с него обещание, что если она умрет, то ее не будут анатомировать и перевезут ее тело в имение, в Нонанкур. Мне она ни разу за все время своей болезни не говорила об этом. Однако ее последняя воля была исполнена. Г-н де Сен-Мерри взял на себя эту печальную обязанность и только нынче вернулся из Анжу.
Бонакэ:
— Цель этой лжи очевидна: надо было помешать вскрытию, так как нет ничего легче обнаружить всасывание и повреждение в органах от недавнего употребления яда.
(Герцог ничего не отвечает; он сидит неподвижно, закрыв лицо; только минутами его охватывает судорожная дрожь.)
Комиссар (герцогу):
— Милостивый государь, на основании важных подозрений и некоторых показаний я обязан сейчас же арестовать вас. Если вам надо сделать какие-нибудь распоряжения, то потрудитесь поспешить, я вас жду.
Княгиня (поднимая руки к небу):
— О, Господь справедлив, моя несчастная дочь будет отомщена.
Герцог (порывисто встает, поднимает голову; лицо его искажается отвратительным выражением страшной злобы. Язвительная улыбка обнажает его желтые зубы. При словах княгини он разражается страшным хохотом и кричит):
— Ха! Ха! Ха! Слышите ли вы эту милейшую тещу? Ее дочь будет отомщена! Ха! Ха! Ха! Отомщена, потому что с вашей помощью все складывается против меня; потому что мне отрубят голову, как той горничной. Не правда ли, княгиня? Не правда ли, кавалер? Ну, нет-с, напротив! Слышите ли вы? Это я отомстил за себя вашей дочери, княгиня и г-н Сен-Мерри. Ведь она — ваша дочь и достойна своих родителей…
Сен-Меррп (с яростью бросается на герцога):
— Подлец!
Бонакэ (удерживая его):
— Милостивый государь! Ай, ай, ай!
Герцог (указывая на княгиню и кавалера):
— Посмотрите на этих дураков, которые посылают меня на гильотину! Ха, ха! А знают ли они, что я сделаю прежде, чем взойти на эшафот? Я покрою стыдом и позором память незаконнорожденной дочери кавалера де Сен-Мерри и княгини де Морсен. Да-с! Вот что вы выиграли! Раньше все жалели о судьбе несчастной герцогини де Бопертюи, а теперь о ней будут вспоминать с отвращением, презрением и ужасом! Да, радуйтесь, торжествуйте! Есть от чего! Ведь эта Мессалина спала бы себе мирным сном могилы, а теперь память о ней будет затоптана в грязь, которую вы же подняли, милейшая теща и дорогой побочный тестюшка, как выражалась моя жена!