Выбрать главу

— Мы отправились к нашей соседке мадам Сюбле, она дает напрокат костюмы, — подхватил Жозеф. — Как нарочно, у нее оказался заказной костюм лодочника, который у нее не взяли. Ну, посмотри, пожалуйста, ведь правда, он точно сделан на Марию! Посмотри, как он идет ей! Ну разве она не мила в нем до того, что хочется съесть ее.

— Замолчи, Жозеф! Какой ты глупый! — заметила Мария, бросая на мужа укоризненный взгляд.

Действительно, Мария была необыкновенно мила в светло-зеленом бархатном костюме с серебряными пуговками, обрисовывавшем ее фигуру нимфы. Шелковый оранжевый пояс с длинными концами стягивал талию; широкие шаровары до колен позволяли видеть прелестнейшие ножки, обутые в розовые шелковые чулки с зелеными стрелками и в лакиро-ванные башмачки, застегнутые широкими серебряными пряжками. Румяна, мушки и пудра придавали необыкновенный блеск черным бархатистым глазам Марии, а само по себе пикантное, оживленное личико приобретало от них еще более вызывающее, плутовское и милое выражение. Анатоль Дюкормье, не желая увеличивать наивного смущения молодой женщины, украдкой окинул одним взглядом ее соблазнительный образ и вместо ответа на вопрос Жозефа, мила ли Мария, он весело сказал своему другу:

— А знаешь ли, Жозеф, и тебе костюм идет как нельзя лучше.

— Не правда ли, мсье Анатоль? — сказала г-жа Фово, обрадованная, что такой оборот разговора избавляет ее от внимательного взгляда постороннего мужчины, к чему приглашал Анатоля ее муж. — Не правда ли, что Жозеф ужасно мил в голубой куртке, белых панталонах и высоких сапогах?

— Если бы при дилижансах было побольше таких почтарей, — заметил весело Дюкормье, — то, наверно бы, число пассажиров очень увеличилось.

— Ха, ха, ха! Ваша правда; этот мерзкий Жозеф, наверное, вываливал бы их на каждом шагу, чтобы доставить себе удовольствие поднимать их!

— Я бы их вываливал оттого, что думал только бы о тебе, моя милочка, и не обращал бы внимания на дорогу.

— Мсье Анатоль, запретите Жозефу объясняться мне в любви, иначе я брошусь при всех ему на шею; для него же хуже, — сказала Мария, польщенная комплиментом мужа.

— Что прикажете делать, сударыня? Тут не Жозеф виноват, а вы.

— А, хорошо! Вы меня покидаете! Вы принимаете его сторону! Ну, тогда я пасую и сейчас же бросаюсь ему на шею, — сказала Мария, едва удерживаясь от хохота, и потом обратилась к мужу: — Смотри, Жозеф, оно опять шляется за нами.

— Кто, Мария?

— Ты прекрасно знаешь, кто: вон это домино…

— Какое домино? — спросил Дюкормье.

Г-жа Фово с преувеличенно таинственным видом и, смеясь, отвечала:

— Наверно, это какая-нибудь женщина преследует плута Жозефа. Честное слово, она глаз с него не сводит! Она хочет сделать мне неприятность. Вот я тебе дам засматриваться на почтарей, постой у меня! Берегись, не то перекосишь глаза!

И тут Мария залилась веселым хохотом и прибавила:

— Их было два домино, одно высокого роста и вот это. Мы встретили их на лестнице; домино поменьше, женщина, увидя нас, рванулась, пораженная, конечно, нарядом Жозефа, и теперь ходит за ним следом. Какая нахалка! Не правда ли, мсье Анатоль?

— Я думаю наоборот: это мужчина, который находит Марию чертовски хорошенькой и ходит, несчастный, за нею следом. Смотри, Анатоль, вот он там облокотился на рампу и смотрит в нашу сторону. Ах, разбойник! Он строит глазки! — сказал весело Жозеф Фово.

Дюкормье повернулся, куда указал Жозеф, и, действительно, увидел черное домино, по росту невысокое для мужчины, но высокое для женщины. Домино заметило, что за ним наблюдают, и отошло в сторону.

— Ну, что вы скажете? — спросила Мария. — Не правда ли, это женщина?

— Не правда ли, это мужчина? — сказал Жозеф. — Хотите на пари, что я спрошу у этого распутника, кто он?

— Жозеф! — вскричала беспокойным голосом молодая женщина, заволновавшись. — Не вздумай затеять ссоры! Мсье Анатоль, умоляю вас, удержите его! Ведь он сумасброд!

— Успокойтесь, сударыня; Жозеф не захочет напугать вас. Да к тому же, смотрите, наше домино уходит.

Действительно, подозрительная личность поспешила удалиться, как только завидела приближающихся двух домино с бантами из красных и белых лент. Домино поменьше ростом (несомненно, женщина) говорило с большим воодушевлением, делая живые и быстрые жесты, но его партнер казался немым и совершенно бесстрастным; эта бесстрастность, очевидно, приводила женщину в отчаяние, потому что трое друзей слышали, как она говорила, проходя мимо: