Анатоль Дюкормье внимательно слушал своего друга, но простая, прямая и, по выражению доктора, такая неромантическая любовь более удивляла его, чем трогала. Этот нелепый союз доктора и маркизы был вызван мещанскими обстоятельствами, и Анатоль чувствовал смущение. Но тем не менее он сказал, дружески пожимая руку Бонакэ:
— Предчувствия не обманули меня, когда я поздравлял тебя с женитьбой, не зная еще обстоятельств. Теперь же, зная характер твоей жены, я больше не удивляюсь тому, что меня поразило вначале. Да, это редкий характер. Поверь, что в обществе, где она жила, на сто, на тысячу женщин такого происхождения, как она, нет ни одной…
— Способной выйти за доктора, не правда ли?
— Нет, мой друг, — возразил Анатоль с выражением сдержанной ненависти. — Ах, сколько среди этой аристократии спеси, высокомерия, наглых или нелепых предрассудков! Эти господа точно живут еще в феодальные времена; они так же, как в былое время, безжалостны в своем глупом различии породы и классов. Поверь мне, твоя женитьба покажется им чудовищной, как будто мы еще живем во времена благородных и мужиков.
— Мой милый Анатоль, — отвечал доктор с добродушной улыбкой, — ты слишком строг, ты даже несправедлив.
— К этим людям?
— К этим людям.
— Послушай, Жером, не происходит ли твоя снисходительность оттого, что через женитьбу ты сам теперь принадлежишь почти к аристократии?
— Что ты! Я? Со своими принципами? Ты шутишь. Нет, надменное дворянство, сохранившее, как ты говоришь, несмотря на века и события, в неприкосновенности свои традиции, кажется мне исторической редкостью во вкусе Шамбора или Шенонсо.
— Как? Неужели тебя не возмущают его родовая гордость, подавляющее презрение к нам, бедным и незначительным людям?
— Нисколько. Что мне до того! Пускай себе башни старого замка возвышаются над долиной, лишь бы они не заслонили от света и солнца мой домишко и садик. Нет, прошло время гордых баронов; теперь люди делятся только на два класса: честных и мошенников, умных и дураков. Предоставим аристократии окапываться воспоминаниями, укрепляться в безобидных замках традиций. Чем эти люди могут повредить нам? Если они смешны, напыщенны, то пожалеем их!
— Но они нас презирают! Вот уже четыре года я наблюдаю их. Знаешь ли, что такое мы в их глазах? Существа низшего порядка, ничтожные людишки, как они выражаются.
— Ба! Поспорю с тобой, что они не станут презирать порядочного человека! Скажи лучше, что они смеются над мещанами во дворянстве. И будь сказано между нами, здесь они не совсем неправы. Но в конце концов, что могут аристократы оскорбить своим презрением? Наше тщеславие? Не будем давать им повода. Они живут в своем замкнутом кругу, и нам следует жить в своем. Не будем лезть к ним, но если случайно они придут к нам, то примем их радушно, если они порядочные и умные люди.