Хану подумалось, что он сейчас бы мгновенно и с удовольствием уснул даже в заднице дракона, а мгновением позже, вяло и устало ужаснувшись этой сказочно-фекальной аналогии, очевидно выплывшей на гребне волны бардака, быстро заполняющего его измученный ум, попытался вывернуть его на что-то более позитивное. Но стало очень душно. Воздух можно было бы уже резать на упругие, желеобразно колыхающиеся большие кубы. Горизонт внезапно нырнул вниз, а Хану как-то спокойно, естественно и обреченно оказался в той самой драконьей заднице на берегу лиловой реки, где по спирали вверх бешено завертелся, все быстрее набирая скорость и сливаясь в уже непрерывную гудящую линию, пищащий хоровод взявшихся за руки статистов, эддичек, мышей с грибами и пробирками и наконец, с самим драконом. Все слилось в однообразно серый фон и затопило свистящим шумом, чтобы через мгновение взорваться. Мир выпрыгнул из его ума и Хану просто отпустил тело, облегченно шагнув в уже знакомое небытие.
Хотя, это было уже не то "небытие в квадрате", из которого его выбросило в это измерение ранее утром, а скорее лихорадочное, тяжелое и тревожное полузабытье с неясными, изредка мелькающими тенями, которое только раз прервал протяжный и пронзающий страхом стон, доносившийся, словно из параллельной адской реальности. Снова, что-то похожее на далекий, еле слышный тихий плач, а вместе с ним и мелодичный отчетливый ритм когда-то хорошо знакомого текста, будто читаемого ему сейчас прямо в ухо и растворяющегося в темной бездне его памяти:
Увы! Чувствующие существа, такие же как я, с негативной кармой и разрушительными поступками блуждают в сансаре с изначальных времен.
Хотя до сих пор мои страдания продолжаются,
Я не испытываю сожаления, даже на кратчайшее мгновение.
Гуру, думай обо мне! Скорее посмотри на меня с состраданием!
Дай мне благословение, чтобы отречение возникло в глубине моего сердца.
Даже приобретя свободы и богатства, я растрачиваю эту человеческую жизнь впустую.
Я постоянно отвлечен повседневностью этой тщетной жизни.
Когда же мне нужно достигать освобождения, имеющего великий смысл, меня охватывает лень.
Я возвращаюсь с острова сокровищ с пустыми руками,
Гуру, думай обо мне! Скорее посмотри на меня с состраданием!
Дай мне благословение, чтобы моя человеческая жизнь наполнилась смыслом.
5
Потолок. Ровный, белый. Давление кровати на тело. Два мигающих движения век. Что-то чешется на неясно маячившем бугорке на переднем плане. Быстро поднятая и почесавшего его рука. Это нос. А это Хану. Вот и они опять нашли друг с друга.
Ирония медленно просачивалась в набиравший обороты ум. По крайней мере, он уже помнит все, что случилось вчера и это явный прогресс. Еще пара таких обмороков и у него уже будет, наконец, хоть какая-то, но уже своя история и память. Хорошо, если бы существовала возможность, по случаю прикупить ее где-нибудь в лавке с широким ассортиментом и в разной комплектации. Чужую, уже заполненную или хотя бы возможность раскрасить самому свою. Дорисовать то, что хочется. А что хочется?
Даже для такого простого ответа, была нужно было хоть что-то помнить. Поэтому, надо сначала купить, а потом уже думать. Хану недавно встречал где-то упоминания о опытах на мышках, которым удалось имплантировать ложную память. Впрочем, это "недавно" тоже могло быть имплантировано. Мышками. Боже, опять мыши, сколько можно.
По возрастающему давлению на ум свежей утренней чуши Хану понял, что окончательно пришел в себя. Хотя, "прийти в себя" - тоже очень странное выражение. Если кто-то вдруг ушел, и при этом "я" остался, а потом пришел в "меня" обратно, то какое мне до этого дело, а если "я" так ушел, то куда же потом тогда вернулся?
Ум, словно ленивый и вялый осьминог, медленно вытягивал вперед то одно, то другое мысленное щупальце, равнодушно его разглядывал некоторое время и, повертев в разные стороны и наигравшись, возвращал в свой шевелящийся, порождающий их клубок, чтобы вытащить новое.
В дверь вежливо постучали, щупальца мыслей мягко и беззвучно втянулись обратно, а Хану насторожился и тихо подошел к двери. Глазка для подглядывания не было и за ней могло стоять, кто или что угодно. Пришлось довериться судьбе и открыть дверь.
"Что угодно" на этот раз оказалось ладной и на вид несколько нагловатой красавицей с волосами медно-медового цвета, забранными в хвост. Ее одежда была украшена атрибутикой, обычной для людей, желающих четко обозначить всю степень своей духовной продвинутости и дать ясно понять окружающим о том, кто они такие и каким непростым делом тут занимаются.
Круглое зеркальце и четки на шее, разноцветные шнурки на запястьях, какие-то непонятные буквы и эмблемы, но каким-то чудом, все это было оформлено с хорошим вкусом, что вероятно заняло немало времени и сил. Судя по всему, здесь очень терпимо относились к дресс-коду, хотя стандартный серебряный значок лотоса все же присутствовал.
Хану, виновато вздохнув, отметил для себя немалое количество яда, которым было нашпиговано его первое впечатление. Девушка же возможно решила, что этот вздох говорил о несовпадении явленного и ожидаемого. Она не была до конца в этом уверена, но на всякий случай эффектно нахмурилась и спрятав до лучших времен, заранее уже было приготовленную версию улыбки - 'очаровывающую и подавляющую остатки всякого сопротивления', просто произнесла:
- Доброе утро, мистер Хану, меня зовут Инна. Завтрак ждет вас в комнате справа, а ко мне вы можете обратиться с вопросами в комнате слева.
Поочередно взмахнув ручками в направлении дверей с жестами, которыми стюардессы обычно показывают аварийные выходы и надувные трапы, она изящно повернулась на носочках в направлении ее комнаты, дав возможность оценить стройность и всю красоту ее изящной, но видимо сильной фигурки.
Впрочем, Хану было уже не до этого. Он вдруг понял, что еще ничего не ел в этом мире и, к тому же, не помнил, ел ли вообще в мире прошлом. У него ранее, почему-то не возникло вопроса, едят ли они тут вообще. Но теперь, его не слишком заботили даже мысли о том, что именно они тут едят.
Старательно излучаемые девушкой в его направлении ферромоны, были безжалостно истреблены и разорваны в клочья, буквально взвизгнувшими от голода, мгновенно проснувшимися и оголенными пищевыми рецепторами. Не уделив и положенной секунды внимания, он мгновенно развернулся и чувствуя спиной сверление уничтожающего и разочарованного взгляда Инны, без малейшего стеснения помчался в указанную ему комнату.
Завтрак был, как это почему-то обычно стыдливо описывается в рекламных описаниях дешевых семейных отелей - "континентальным". То есть, никаким по сути, ассортименту, весу и содержанию. Хану остался полуголодным и потому достаточно злым, а его ум сохранил ясную прозрачность, которую он сейчас с удовольствием бы заменил, на простое и тупое переживание сытости. Требовалось сделать паузу и подождать, пока не догонит хоть какое-то подобие чувства насыщения. Может вчера, как раз и был в голодный обморок?
В комнате слева, тактично, но отчетливо и настойчиво прокашлялись. Видимо, давали понять, что его время уже было расписано, а возможно, девушка уже не видела в нем перспективы и хотела побыстрее сплавить его по инстанциям далее, после чего спокойно продолжить заниматься своей духовностью.
Пришлось поднять и вытолкать недовольное и слегка раздраженное псевдо-завтраком тело в соседнюю комнату, где его уже ждала, наверняка сытая Инна, которая за это время уже справилась с временным, как она надеялась, отсутствием к ней интереса. Начистила перышки и уверенно излучала в пространство нежные и ласкающие лучи добра и света. Кипа книг, свитков и справочников на ее столе выглядела угрожающе и не обещала для Хану легкой жизни, по крайней мере, на первую половину этого дня.