Возможно, он хотел всего лишь отвлечь ее.
Не обращая на него внимания, Эйлистри изучала доску сава. Теперь она увидела, почему брат хотел отвлечь ее внимание от игры. Лолс только что сделала глупый ход, оставивший фигурку ее Раба совершенно открытой. Ее легко можно было взять одной из фигур-Магов Эйлистри - фигурой, вошедшей в игру совсем недавно. Она сняла Мага с доски, взвешивая рукой его силу и волю. Потом она двинула его по доске и остановила, столкнув фигурку Лолс.
- Маг берет Раба, - объявила Эйлистри. Тонкими пальцами она сняла фигурку Лолс с доски. Ее глаза расширились, едва она поняла, что это было. Это был не Раб.
Лолс наклонилась вперед, ее глаза сверкнули: «Что?» Ее сжатые кулаки ударили по подлокотникам трона: «Это не то место, куда я поставила…»
Она взглянула за свой трон, но Ваэрона там уже не было.
Эйлистри спрятала улыбку, поскольку Лолс снова повернулась к доске, лоб ее был нахмурен. Потом хмурость резко исчезла. Королева Пауков засмеялась, свежий поток пауков вырвался из ее губ.
- Плохая работа, дочь, - сказала она. - Твой необдуманный ход открыл путь прямо к сердцу твоего Дома.
Лолс наклонилась вперед, потянувшись за фигуркой Воина, которую поставил на доску Селветарм. Она двигала ее по линии, ведущей к Матери Эйлистри. За игрой пристально смотрел Селветарм, его глаза злорадствовали, оружие он держал скрещенным перед своим паучьим телом.
- Ты проиграла, - злорадствовала Лолс. - Твоя жизнь утрачена, и дроу теперь принадлежат мне. – Её глаза сверкнули триумфом, она занесла фигурку над доской. - Воин берет…
- Стоп! - вскричала Эйлистри.
Она достала пару костей, лежащих на краю доски сава. Два идеальных октаэдра из черного обсидиана, каждый со вспышкой лунного света внутри: искра света Эйлистри в темном сердце Лолс. Кости были помечены разными числами на каждой из граней. На одной было брюхо паука с вывихнутыми лапами.
Кости стучали в сложенных чашечкой руках Эйлистри, словно настоящие кости, гремящие на страшном ветру.
- Один бросок за игру,- сказала она.- Я требую его сейчас.
Лолс помедлила, фигурка драйдера-Воина почти скрылась под лохмами паутины с ее пальцев. Секундная растерянность блеснула в ее красных глазах и исчезла.
- Бессмысленный бросок, - ухмыльнулась она. - Один шанс против двух пауков высок настолько же, насколько глубок Абисс. Кореллон, вероятно, простит наше предательство и позовет нас в Арвандор, если ты сделаешь этот бросок.
Гнев горел в голубых глазах Эйлистри
- НАШЕ предательство? - выплюнула она. - Это было твое темное волшебство, опутавшее мой разум.
Лолс выгнула бровь:
- Но всё же ты приняла изгнание без возражений. Почему?
- Я знала, что будут и такие дроу, которых, несмотря на твою порочность, можно вовлечь в мой танец.
Лолс села обратно на свой трон, все еще держа фигурку Воина. Она презрительно махнула рукой, и нити паутины затрепетали вместе с ней.
- Прекрасные слова, - сказала она с бесконечным презрением, - но пришло время завершить этот танец. Делай свой бросок.
Эйлистри держала перед ней свои руки, сложенные лодочкой, словно у молящегося, мягко мешая в них кости. Закрыла глаза, протянула руки над доской сава и позволила костям упасть.
Глава первая.
Куилью склонилась над купелью, ожидая, пока в глубине ее сольются образы. Купель была из желто-оранжевого полированного алебастра, камня цвета полной луны. Надпись, бегущая по ее краю, высеченная в древних эльфийских традициях, напоминала порезы от мечей. Вода в купели была чиста, освященная танцем и песнью шести жриц-дроу, в ожидании стоявших вокруг Куилью. Однако сейчас в воде отражалась лишь сама Куилью в ореоле полной луны.
Её лицо все еще было прекрасным, на эбеново-черной коже не было морщин, хотя повидавшие жизнь глаза выдавали её возраст. Шесть столетий жизни тяжелым бременем лежали на её плечах, как и ответственность за заботу о многочисленных святынях богини. Волосы Куилью были серебристыми с момента рождения и сияли тем же светом, что и её одежды. Прядь волос упала ей на лицо, и она убрала её за одно из своих изящных острых ушей.
Другие жрицы знали, что лучше её не отвлекать, несмотря на напряженное ожидание. Они стояли, все еще тяжело дыша после танца, нагие тела блестели от пота. Ожидающие. Молчаливые, как заснеженные деревья, окаймляющие эту поляну в лесу Ардип. Стояла зима, была поздняя ночь, но женщинам было слишком жарко, чтобы дрожать. Следы, оставленные их танцем, кольцом темнели на снегу.
Что-то пошевелилось в воде купели, разбив отражение луны в кружащуюся рябь.