Тишина оборвалась. Голоса ударились в голоса. Так камень ударяется о камень.
Заглушая гул, Георгий крикнул:
- Я все сказал. Окажете нам помощь - слава вам, откажете в помощи - не остановимся мы. Поступайте, как подскажет вам народная совесть.
На площади сквозь общий шум прорывались возбужденные голоса:
- Послушаем хевис-бери! Послушаем!
Анта выступил вперед. Площадь замерла.
- Тушины! Вы слышали Георгия Саакадзе. Кто из тушин помнит, чтобы наши предки отказывали другу в отважном деле?!
- Никто! - закричали тушинские витязи.
- Нет, наши предки не опозорили нас, и мы не опозорим их память!
- Лучше человеку надеть покрывало своей жены, чем оскорбить друга, отказавшись стать рядом с ним в битве!
- Пусть я умру у тебя, хевис-бери, если мысли мои уже не на поле битвы!
- Придется нам лишний раз замахнуться шашкой!
- Пусть у того, кто изменит обычаям предков, переломится меч, занесенный над врагом.
И тушины стали закладывать, как перед боем, полы чохи за широкий кожаный пояс.
Анта Девдрис одел на Георгия его шашку и торжественно произнес:
- Георгий Саакадзе, спасибо, что вспомнил о нас, и главе грузинской церкви спасибо! Тушины всегда готовы на отважное дело. Ни суровая непогода, ни голод, ни опасная тропа не остановят нас: опасность для нас наслаждение. Женщины наши при набеге врагов не прячутся и не стонут, а собираются вместе и поют веселыми голосами боевые песни, воспламеняя в мужчинах отвагу. Через три дня на рассвете под знаменем Алами тушины выступят на Баубан-билик. Твоих гонцов подождем внизу. Обещаем и мы тебе: победим или умрем!
Анта махнул рукой, на высокой башне вспыхнуло пламя. На далеких башнях запылали ответные огни.
И вмиг несколько тушин вскочили на коней и поскакали к тушинской тропе. Они спешили оповестить горную Тушети о решении хевис-бери.
Деканозы вынесли священные знамена, обвешанные колокольчиками и пестрыми платками. Потрясая знаменами, деканозы напоминали тушинам обычай предков не брать в плен и самим не сдаваться.
Гулиа высоко поднял знамя Алами. В глубокой тишине тушины торжественно склонились перед знаменем. Отныне нарушение обещания - клятвопреступление, позор для всего общества до седьмого поколения.
Анта положил руку на знамя:
- Да будет нам свидетелем ангел боя! Все за одного, один за всех!
Витязи обнажили мечи:
- Все за одного, один за всех!
Вперед выскочил младший сын Анта, носящий имя отважного витязя Мети*. Он запел боевую песню, подхваченную витязями:
______________
* Мети Сагиришвили, всю жизнь победоносно сражавшийся с мусульманами.
В Бахтриони злы татары
Темной ночью совещаются!
Отобьем скота отары,
С жизнью пусть тушин прощается.
На Алванском поле станем
И в Ахмети виноградники
Жечь три ночи не устанем!
Иль алла! На битву, всадники!
Узнают о том тушины,
Препоясывают весело
Высоко мечи, с вершины
Вниз ползут, их мгла завесила.
Поздно звезды заиграли
Над лесными исполинами,
Прискакали к Накерали,
Врезались в Папкасы клинами.
Стали сил ряды несметны.
Конь, по-нашему подкованный*,
След оставит незаметный,
Стрелы тоже уготованы.
Рассечем рассвет набегом,
Перервем шамхальцев линию,
Завладеем - горе бекам
Бахтрионскою твердынею!
Выходи, султан, сначала
Посмотри глазами пыльными.
Сколько витязей примчалось,
Или выведем насильно мы.
Я, Сагиришвили Мети,
Предводимый дуба ангелом,
Проскочу сквозь башни эти,
Семерых отмечу франгулой,
Что освещена точилом,
Знамя вскину гомецарское!
А не то прощусь с светилом,
Вмиг на девушку татарскую
Обменяйте** Мети-волка,
На чадру - отвагу львиную...
Эй, тушины, ждать недолго,
Мчитесь, витязи, лавиною!
Кровь врагов бурлит рекою.
Наши души не погублены.
Сбит султан стальной рукою,
И шамхальцы все изрублены.
Эй, тушин, в бою бесстрашен!
Пусть стада твои утроятся.
На Алванском сорок башен
Из костей татарских строятся.
Поле отняли Алвани,
В сочных травах, бесконечное,
Не дремать шахмальцам в стане,
Скот наш там на веки вечные.
И ни царь, ни бог, ни ангел,
Ни медведь, ни дуб, ни гром еще,
Кто владеет силой франгул,
Не окажет дерзким помощи.
Меч тяжелый в пропасть кинет
Пусть жена, кто сам откажется
И Алванское покинет,
В жаркой битве не покажется.
Нет, трусливые мужчины
Не в Тушетии рождаются.
На коней! В огне вершины,
Праздник битвы приближается!***
______________
* Подковы повернуты назад, чтобы ввести в заблуждение врага.
** Тушины предпочитают умереть в плену, чем быть обмененными на пленницу.
*** Вольный перевод с тушинского Бориса Черного.
Саакадзе облегченно вздохнул. Он одержал необычайную победу на площади отваги.
Главный жрец взял из рук Гулиа знамя Алами и передал Георгию. Деканозы выстроились в три ряда, стройно направились к Хитано. Саакадзе со знаменем Алами твердо шагал за жрецами. В торжественном молчании все тушины последовали к жертвеннику, где Георгий Саакадзе произнесет клятву. Потом пир и проводы мужественного воина до Баубан-билик.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Цветистые ковры и пестрые ткани свешиваются с желтых и синих резных балконов. Всюду на мутаках лежат бубны, дайры или чонгури. Неподвижны чонгури, обвитые лентами. Турьи роги и азарпеши пусты. Деревянные подносы и чаши, наполненные сладостями, пылятся на узорчатых камках.
Женщины, закрытые кружевными лечаками и покрывалами, безмолвно сидят на плоских крышах.
Разодетый Тбилиси сумрачно смотрит на мутно-коричневые волны. Тысячи сарбазов вползают за Вердибегом в Сеид-Абадские ворота.
- Танцуйте, черти! Пойте, собачьи дети! - кричат гзири, облетая площади и улички, размахивая нагайками.
Пронзительно взвизгнула зурна. Качнулись знамена. За ними молча потянулись амкары. Идут певцы, вяло распевая унылые песни. Идут танцоры, еле передвигая ноги. Идут купцы, поздравляют друг друга с радостным днем и прибавляют крепкое слово.
Царь Симон II въехал в Сеид-Абадские ворота.