Даутбек тихо шепнул:
- Был у Теймураза. Царь ждет помощи от султана, тогда поспешит в Кахети, а пока просит Георгия защитить кахетинцев.
Квливидзе хлопнул по плечу Даутбека:
- Выходит, Георгий удочку держать будет, а Теймураз рыбу тащить?
Народ нетерпеливо теснился к азнаурам.
- Время не ждет, - кричал Димитрий, - один удар кинжала дороже тысячи слов.
Даутбек, стоя на коне, развернул свиток:
- Слушайте, грузины!
Народ затаил дыхание.
Как набат, гремели призывные слова Георгия Саакадзе. Они напоминали картлийцам о славных делах предков, о священном долге защищать родину, защищать свою семью. "...Я с вами! Рука моя еще сильна, чтобы отомстить персам за пролитую ими кровь в отечестве моем. Да не будет в Грузии ни власти персидской, ни царя магометанина Симона", - закончил Даутбек послание Саакадзе.
И лес зашумел клятвенным обещанием.
Ночь. Тбилиси спит. Дворец католикоса погружен в темноту. Только в глубокой нише молельни ярко горят свечи.
Уйдя в высокое кресло, католикос перебирает четки. Черный клобук с крестом надвинут на лоб. Бархатная мантия спадает с плеч.
Против католикоса сидит Саакадзе. Четвертый час идет беседа.
"Не уйду, пока не добьюсь полной поддержки церкви", - думает Георгий. Он расстегнул ворот:
- Что выиграете, отказав мне в помощи?! Гибнет страна, а церковные дружины, здоровые, сытые, укрылись за каменными стенами монастырей для защиты церкви. Но разве можно уберечь сердце, подставив под топор голову?
Католикос сурово перебирает четки, и их стук точно отсекает время.
- Божьи храмы должны быть целы.
Саакадзе подался вперед:
- Войско, святой отец, войско! И клянусь не вложить меч в ножны, пока на нашей земле останется хоть один враг.
Последняя четка выскользнула из пальцев католикоса.
- Церковь тебе поможет, сын мой, но помни, церковные земли священны во веки веков. Аминь!
Католикос поднялся. Глаза Саакадзе зажглись радостью. Он вздохнул полной грудью, точно сдвинул тяжелую глыбу.
- Благослови, святой отец, на священную борьбу с врагами.
Саакадзе опустился на колено и протянул меч. Католикос высоко поднял крест и перекрестил оружие.
Наутро Трифилий совещался с католикосом, потом с Саакадзе и в полдень поспешил к Мухран-батони.
Духовенство тихо разъехалось по землям, подчиненным духовной власти католикоса: Сабаратиано, Саарагво, Самухрано, Сацициано, Джавахети, Ташискари, Триалети, Капкули и Ялати*. Католикос велел поднять народ на священную войну с персами. Повелел монастырским дружинам и ополчению подчиниться Георгию Саакадзе.
______________
* Подчинены католикосам по постановлению шестого Вселенского собора при Константине Погонате, а также собора Антиохийского.
Саакадзе двинул колонны сарбазов к Самухрано. Запылала долина Ксани. Снова бессмысленная жестокость, снова грабежи и разорение встречных деревень. Саакадзе не препятствовал.
Карчи-хан удивлялся: где "барсы"?
Саакадзе равнодушно бросил:
- "Барсы" ускакали подготовить стан, а также принудить крестьян везти вино и баранов.
Карчи-хан недоволен: принудить мало, надо не жалеть палок для пяток бараны сами принесут вино.
Георгий похвалил остроумную речь Карчи-хана.
Ехали молча. Чутко прислушивался Георгий. За каждым кустом, за каждым выступом он чувствовал учащенное дыхание Картли. "Народная ярость бьет не хуже клинка", - думал Георгий.
"Азнауры должны победить", - думал Квливидзе, с большой осторожностью передвигая азнаурские дружины к долинам Самухрано.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Через Ксанскую долину неслись разгоряченные кони. Горное эхо подхватило стремительный цокот. Солнце ударялось о броню и расплескивалось на изгибах лат.
Саакадзе платком вытер вспотевший лоб Джамбаза.
"Барсы" и сорок дружинников-грузин в чешуйчатых кольчугах скакали за Саакадзе. За ними - густой колонной сарбазы.
Поднял забрало Саакадзе и пристально оглядел долину. "Ждут! - подумал он. - Вот в этом лесу, за оврагом, в узкой лощине, за буграми. Ждут!"
Неподвижны зеленые заросли. Спокойна Ксани. Пустынны горные тропы. Безмолвны замки. Ждут.
Георгий обернулся. Высоко на гребне горы замок Ксанских Эристави. Насторожились бойницы и башни. Сквозь зубцы стен просвечивает голубое небо. Суровая тишина сковала замок.
Но долина дышала. По берегам Ксани зрели фруктовые сады. В расщелину юркнула ящерица. Черкая коза, насторожив рожки, шарахнулась со скалы. Взметнулись красные куропатки. С обочин дорог в траву прыгали кузнечики, медведки, саранча, наполняя воздух тревожным стрекотаньем. Синий блестящий жук нырнул в дикий тюльпан. И только на лужайке безмятежно дремал медвежонок. Он приподнял голову, сонными глазами посмотрел на мчавшихся всадников, почесал лапой за ухом, зевнул и снова растянулся на траве.
Саакадзе пришпорил Джамбаза и вброд пересек речку. За ним неслась персидская конница. Зашумела взбудораженная Ксани. Подковы звонко ударялись о кругляки. Летели большие брызги. Иранские знамена мутными пятнами отражались на вспененной воде.
Следуя за Георгием, переговаривались Карчи-хан и Вердибег. Видно, не хватит верблюдов, коней и повозок вывезти богатства Самухрано. А еще предстоит дань с Тбилиси и шелк кахетинских князей. Слава аллаху! Наконец они навсегда покончат с беспокойной Грузией.
Громко и весело переговаривались "барсы". Они недаром сардары и минбаши шаха, они покажут, как уничтожать врага. Они отобьют табуны коней, завладеют драгоценным оружием. Как вино из бурдюка, они выпустят кровь из разжиревших врагов. Слава Христу, наконец "барсы" навсегда покончат с беспокойством Грузии.
Но Саакадзе не говорил и не смеялся. Глубокая складка прорезала переносицу. Острым взором он прощупывал каждый куст, каждый камень. Ждут! Георгий знал - там, за синеющей полоской, учащенно дышат, там бьется нетерпеливое сердце.