Лес наполнился шорохом. В ночной мгле, сдавливая долину, неслышно надвигаются темные валы. Перекатываются через бугры, лощины, балки. Упали за выступы, и снова тишина.
Затрещали в оврагах сухие ветки, стукнулся покатившийся камень, посыпалась земля. Ближе подкрадываются мохнатые папахи, упали за кустарники, и снова тишина.
В серых сумерках расплывался стан. Крупная роса блестела на листьях. Ни дуновения ветра. Ни взмаха крыла. Только осторожный стук копыт. Георгий подъехал к шатру. Эрасти бесшумно расседлал Джамбаза.
На мохнатую бурку, не раздеваясь, легли Георгий, Дато и Димитрий. Эрасти положил под голову Георгия седло и растянулся у порога.
Но кто мог заснуть в такую ночь? Тревожило томительное ожидание. Придут до рассвета грузины или... Георгий вскакивал, откидывал полу шатра, острыми глазами вглядывался в густую мглу.
Но молчали темные отроги, сквозь разорванные облака искрились холодные звезды, и только в молодой траве стрекотал кузнечик.
Георгий опускался на бурку, привычно прислонялся к седлу.
Неясный шорох. В шатер проскальзывали силуэты и шептали: "Не идут, батоно..."
Стан проснулся рано. Сарбазы нехотя чистили коней. В желтых лужицах блестело солнце. На кострах варили рис, жарили мясо. Сигнальщики чистили флейты. На реке стирали вещи. Кто-то купался.
Рябой онбаши, сидя на барабане, пробирал сарбаза за плохо сваренный кофе.
Саакадзе в кольчуге ходил с "барсами" по стану, поглядывая на вершины. Он мельком взглянул на дергающиеся усы Димитрия, на потемневшие глаза Дато.
- Скоро, - сдавленно бросил Георгий, - Эрасти, держись ближе. - Вдруг Георгий резко повернулся. К стану приближались всадники. Вердибег с минбашами поскакал к ним навстречу.
Вачнадзе, Джандиери, Андроникашвили, Чолокашвили и другие влиятельные князья Кахети! Без войска, с малочисленной охраной! Зачем они приехали?
Но Георгий изумился еще больше: Вердибег, нарочито не замечая Саакадзе, любезно пригласил князей к Карчи-хану. И сразу в шатер за князьями хлынули онбаши и юзбаши.
- Коня! - крикнул Георгий. - Приготовьтесь, "барсы!"
Саакадзе вскочил на коня и выхватил у Эрасти сокола с привязанным к лапке лоскутом. Сокол взвился к небу, в синеве заколыхался алый лоскут.
Георгий Саакадзе взмахнул мечом и, стоя на коне, загремел:
- Э-э, грузины! К оружию! Прощай, Паата! Во имя родины!
И сразу вокруг долины взметнулся рев.
- Эхэ! Хэ! Э-э! Победа!
Ожили расщелины, выступы, камни. Сверкнули круглые щиты, окованные железом. На черном сукне замелькали красные кресты. Зураб Эристави, закованный в броню, несся к Саакадзе. За ним густой лавиной скакали арагвинцы, хевсуры, пшавы.
Внезапно из шатра Карчи-хана вырвался вопль:
- Помогите! Грузины, помогите! О-о! Убивают!
Димитрий взглянул на Георгия, рванул ворот и, потрясая шашкой, бросился в шатер. За ним "барсы" и дружинники.
Из леса выскочил олень и, путаясь рогами в зарослях, помчался к реке. И тотчас на опушку галопом выехал Автандил Саакадзе. На солнце блеснул золотистый конь с белым пятном на лбу и стремительно скатился в лощину. За Автандилом мчалась ностевская дружина.
Сарбазы растерянно заметались по стану. Судорожно седлали коней, хватали оружие. Кто-то, ругаясь силился выкатить медную пушку. Скакуны, сорвавшиеся с коновязей, неслись по долине. Тревожное ржание подхватывалось эхом. Засвистели стрелы. Пожилой сарбаз, сидя на корточках, выбирал горстями рис из опрокинутого котла.
Автандил бросился в гущу сарбазов. Ностевцы сдвигали повозки, не давали сарбазам седлать коней, сеяли панику и смятение. Автандил прорывался к пушке.
Высокий дружинник силился вытащить из груди пронзившую его пику. Кто-то неистово кричал. Кто-то молил о пощаде. Кто-то швырял горящие головни в ностевцев. Шатер Карчи-хана качался, как парус в бурю. Оттуда вырывались отчаянные крики.
В шатре скрежетали клинки. По полотнищам стекала кровь. Уцелевшие кахетинцы устремились к выходу.
Димитрий, рубя онбашей, рвался к Карчи-хану. Даутбек хладнокровно истреблял у входа стражу. Дато, левой рукой отмахиваясь кинжалом, правой выдергивал свой меч из живота юзбаши.
Элизбар, Пануш, Матарс, Гиви, опьяневшие от восторга, рубили охрану.
Отбивая удары, пятились от "барсов" Карчи-хан, Вердибег, ханы, минбаши. Вердибег с проклятием рассек полу шатра и выскочил на поляну. За ним Карчи-хан и кизилбаши. Миг - и ханы очутились на конях.
Ударила пушка. Пороховой дым сизыми клубами пополз по долине. Кровавая сеча затуманила глаза Вердибегу. Он вырвал у онбаши саблю и бросился к сарбазам. Его грозный окрик подбодрил исфаханцев.
А на долину все мчались новые грузинские дружины. Ловкие пшавы, суровые хевсурсы и арагвинцы, гибкие урбнийцы, плотные сабаратианцы наполнили долину грохотом оружия и воинственными выкриками.
Карчи-хан понял все. Напрасно ханы пытались восстановить строй. Войска не было. Толпы сарбазов метались по Сапурцлийской долине, пытаясь прорвать кольцо. Крики "алла! алла!", взвизги стрел, лязг брони, свист клинков слились в пронзительный вой.
Наконец Карчи-хану удалось именем аллаха и шайтана остановить бегущих сарбазов и выстроить их треугольником против грузин.
Имея пушки и численный перевес войска, Карчи-хан готовился к яростной атаке. Но Саакадзе с пшавами и хевсурами врезался в середину треугольника. Расклинив сарбазов и оттеснив к скату, Саакадзе опрокинул колонну Карчи-хана в узкую лощину. Там иранцев встретили в шашки Даутбек, Элизбар с урбнийскими дружинниками и Гуния и Асламаз с тваладской конницей.
На разгоряченном Джамбазе Саакадзе летал с одного края долины на другой. Тяжело громыхали доспехи. С глазами, налитыми огнем, он был неистов. Меч равномерно подымался и опускался, точно рубил лес.
В ужасе шарахались от Саакадзе потрясенные сарбазы. Его громоподобный крик леденил кровь.
Саакадзе быстро перестроил немногочисленные грузинские дружины. Они растянулись цепью, не выпуская иранцев из долины. На правом краю Зураб с арагвинцами смял конницу Вердибега. Все проходы прикрывали "барсы" с дружинами, не давая иранскому войску выйти из окружения.