========== Посиделки ==========
Сны всегда являлись главной причиной множеств его беспокойств и переживаний. Если таковы имеются у бездушного, то есть абсолютно лишенного эмоций и чувств. Но все красоты души, все ее олицетворения, в виде этих чертовых эмоций и чувств, ему никогда не требовались для спокойного существования. Брошенный на произвол судьбы Автором, Инк никогда не нуждался в том, чего его лишили. Хранитель ни разу не подумал о том, как бы ему жилось, будь у него душа, будь у него эти треклятые эмоции и чувства. Он никогда не знал, каково иметь все эти блага, потому и не жаждал их. И не смотря на такую привилегию, временами и проклятие, а то и наоборот, Инка мучили кошмары. Да так часто, что любой «нормальный» на его месте давно бы голову в петлю сунул, лишь бы не видеть этих снов. А они чем дальше, тем хуже. Не зря говорят, чем дальше в лес, тем больше дров. А в этих злосчастных снах было всё: начиная от различных вариаций начальных, конечных и промежуточных действий жизни маленького, и не очень, Художника, заканчивая отличающимися друг от друга до невозможности целыми жизнями. Эти всплывающие картинки во время отдыха с закрытыми глазами были такими реалистичными, что, по пробуждению, весьма сложно разобрать, где реальность, а где – сон. И чем больше времени проходило, тем больше этих картинок оставалось в воспоминаниях, все больше память захламлялась несуществующими действиями, что нарушало восприятие реального мира, превращая все произошедшие и не произошедшие события в запутанный узел в недрах мозга, который по природе скелеты не имеют. И потому действия Инка временами кажутся странными и попросту нелогичными, не неся в себе абсолютно никакого смысла. Он просто временами путался в них. И сколько бы Инк снотворного не выпил, сколько бы Дрим не старался над снами своего друга, тот всё равно видит, как появляется в антипустоте, сидит, ждёт чего-то, или кого-то. А потом что-то происходит. Всегда разное. Либо Инк и остается сидеть там, где появился, либо перемещался в другой мир, либо просто сходил с ума от одиночества. Трудно соображать, когда в голове не просто каша, а целых штук двадцать торнадо, не правда ли?
Снег скрипел под четырьмя ногами двух скелетов. Проверка миров на ошибки в коде и разрушенные локации после грандиозных баталий стали обычным делом. И не смотря на обыденность, дело это – не из приятных. Так считали оба скелета, Инк и Дрим. Первый частенько лизал синюю краску, чтобы поскорбеть о тех, кого не смог спасти, а второй, к слову, слишком эмоциональный и без красок, думал, как вернуть покореженной очередной битвой вселенной былой позитив. Бывало, двое друзей ходили на обход порознь, да и то, этому была весомая причина. Как например обезумевший Разрушитель или взбунтовавшийся осьминожка, а уж если нападут оба сразу… Вот тогда-то и можно было сразу клеить ласты, сушить весла или что там еще. После последней такой битвы оба хранителя валялись в кроватке неделю, если не больше. В общем, сложно с ними обоими сражаться. Но сейчас не об этом.
— …а потом он просто взял и уничтожил ее! Представляешь? Я даже ничего сделать не успел, — быстрые пальчики пробежались по колбочкам красок, но так ни одной и не достали, лишь перехватили кисть покрепче и продолжили восстановление вселенной.
— Представляю, я ведь там тоже был, что, память подводит? — скелет, одетый в желтые одеяния, стукнул пару раз пальцем по лбу своего забывчивого друга. Подводит. Слегка смущенный кивок лишь доказывает это.
Носитель золотой диадемы только и смог сделать, что понимающе закачать головой.
— Заканчивай с этой альтернативой, нам еще штук пять обойти нужно, тебе краской работать, а мне — мозгами. Кто по твоему должен принести позитив в эти вселенные? — поторопил очень занятого лизанием краски с кончика кисти монстра другой монстр. — и хватит краску лизать!
— Прости, ты же знаешь, краски — моя страсть, — лениво дернул плечами и слизал остатки вышеупомянутой краски с пальцев. — Какая вселенная следующая?
Разрушать куда легче, чем создавать. Ты вот попробуй вспомнить, где стоял тот камень, который вместе с деревом и куском дома перемолотил глючный вихрь ярости в единую субстанцию. Это еще хорошо, если местные жители помогут, но ведь могут и со страху вжаться в свои полуразрушенные дома и погнать Хранителей веником на улицу, лишь бы не лезли с расспросами. Тогда приходилось импровизировать. Однажды, шутки ради, восстанавливая одну из альтернатив, Инк поменял текстуры камней с деревьями. Вот то-то смеху было, смотря как безысходно лесники рубили каменные деревья не менее каменным топором. Правда Инк тогда нагоняй и пинок под зад от Дрима получил, но про себя отметил, дело того стоило. Так ещё и пометку на шарфе сделал: обязательно повторить проделанное. В общем, веселое это дело — создавать. И весьма ответственное. Да только дали его весьма неответственному монстру. Нет, конечно, работу свою Инк выполнял на все одиннадцать балов из десяти, а чего только стоили его умения в бою, да только уж слишком сильно он пошутить любил. И от своих же шуток посмеяться тоже очень любил. Но в чем проблема: шутки Инка в основном смешили только Инка.
Кисть была аккуратно поставлена в угол одной из комнаты и ласково поглажена. Инк возился с ней, как с ребенком. Что поделать, скучно ему было. Дрим, любивший погостить у своего дорогого друга за чашкой травяного чая после обхода, по давно образовавшейся привычке сел за стол. Хозяин дома скинул с себя лишнее тряпье в виде не-сосчитать-скольки-жилеток-кофт-курток и поставил чайник, сев напротив своего напарника по безоплачиваемой работе.
— Боже, сколько весит твоя повседневная одежда? — взгляд Дрима ничуть не блеснул удивлением, привык видеть столько слоев одежды на чернильном.
— Около полтора килограмма, я взвешивал, — скучная обстановка полного одиночества дома не останавливалась на ласковом поглаживании своего оружия.
— Может тебя всё же сводить к психологу? — а вот теперь взгляд приобрел легкие краски удивления.
— А смысл? Найти подтверждение тому, что я шизик? — шутка смешная, а ситуация не очень.
— Да вот хотелось бы по возможности вылечить твои душевные недуги.
«Душевные недуги», — повторил про себя Хранитель с родимым пятом на щеке в виде кляксы, глубоко вздохнул и сказал: — Душевных недуг не имеем, просто парочка фобий и тараканов в голове.
— И весьма трепетных отношений с неодушивленным предметом, — мог бы, в легком раздражении приподнял одну из бровей, осталось довольствоваться только цоканьем.
— Не цокай на меня, — пролепетал Художник и вспархнув со стула летящей походкой подошёл ко вскипевшему чайнику, начиная рассыпать по чашкам любимый ромашковый чай.
— Ладно, больше не буду. Но ты уж, будь добр, занеси заметочку на своем то ли шарфе, то ли палитре, то ли блокноте: посещение психилога.
— Ну уж нет. К кому, а к мозгоправу я идти не собираюсь, — ложечка колотилась в чашке, сначала в одной, а затем и в другой.
— Инк, это ведь для твоего же блага, запиши: поход к психоло…
Не выдержав настойчивой попытки помочь, Инк подошел к Дриму впритык, достал из мисочки на столе два прямоугольных печенья и положил по одному на плечи диадемоносца. После отдал честь, как того и требует этикет перед солдатом в погонах.
— Так точно! — говорю же, смешно только Инку.
— Пустоту тебя дери, Инк! — попытки помощи были отброшены, как и печеньки-погоны, — …лучше скажи, как там твои сны?
— Без изменений, — Творец улыбнулся, — все только становится хуже.
Он много говорил Дриму о своих снах, которые больше походили на бред наркомана.
— Тогда чего лыбишься, неужели мазохистские наклонности проявляются даже ко снам?
— Нет, — Инк даже не удосужился ответить от чего тогда лыбиться, как дурак, скорее всего, запах травяного чая на него так подействовал.
Две чашки были поставлены на стол, Дрим взял одну печеньку и с хрустом надкусил. Инк посмотрел на это действие, как на нечто совершенно безобразное.
— Что?