В Эрроре глючило абсолютно все: начиная с голоса и костей, и заканчивая пресловутой душой. Однако же чувства и предчувствия глючить не должны, так ведь?
— Антипустота как будто вот-вот разорвется надвое от переизбытка… энергии? — Глючный прикрыл глазницы рукой, взывая к душе. Да, именно так выглядел процесс, по которому и Создатель, и Разрушитель могли почувствовать неспокойность в различных альтернативах. Им всего-то нужно прислушаться — в случае Эррора — к душе, а в случае Инка — к энергии, которой он был полон до краев. — Неужели это из-за Инка?
Из-за Инка. Все происходящее и давно произошедшее — целиком и полностью его вина. Не нужно было поддаваться искушениям демона, не нужно было плясать под его дудку. Вполне возможно, что он бы даже и душу Художнику вернул сразу же, как только понял, что тот не намерен играть в ящик с отродьем Преисподней. И все бы тогда у Хранителя было хорошо… Но, увы, имеем только то, что имеем. Ни больше, ни меньше.
Да, Эррор волновался. Да, он волновался именно за Инка. Но стоит только понять, что творится в голове и душе Глюче в данную минуту, как все становится предельно понятным, как все становится на свои места. Последние несколько недель Разрушитель упорно строил свой рай на костях чужих монстров и людей, которых в свое время нещадно убил, покалечил и отправил в небытие. И немаловажное место в этом персональном раю занимал коротышка-художник: именно он показал, что для таких ублюдков мультивселенной, как сам Эррор, тоже существуют те места и мгновения, те секунды спокойствия и душевного умиротворения, в которых они счастливы. И теперь этот рай стремительно катится в тартарары. А все всего лишь из-за того, что Инк расхлебывает свои проблемы в одиночку. Попроси он помощи у своих друзей, ну или хотя бы, черт возьми, у Эррора, слабая душонка глючного так не сжималась бы от волнения и страха. Да и вообще, чего это Глючному так переживать?
На самом же деле ему просто было хорошо с Творцом, вот и весь секрет. И больше никаких тайн и загадок впереди.
Драться с противником, чьи силы сопоставимы с твоими, сложно. Драться же с демоном, чьи силы неизмеримо велики и не менее неизмеримо бесконечны — почти невозможно. Он знает все твои слабые места, все страхи, и так искусно все это обыгрывает. В то время как Инк знал, хотя скорее даже просто догадывался, всего об одном слабом месте демона. И план действий построил, основываясь только на одной слабости. Это же каким отчаянным нужно быть, чтобы самостоятельно сотворить с собой такое… Вероятно, чтобы совершить подобные действия, нужно быть целиком и полностью безумным. Коим Инк, как раз таки, был. И на данном отрезке времени его безумие было преимуществом — самым сильным и могущественным, что имел при себе Создатель.
Голова болела зверски сильно, отчего каждую мысль из себя едва ли выдавливала. Слова, что должны были соединяться в связанные между собой предложения, терялись еще где-то внутри черепной коробки, эхом отскакивая от стенок костей и причиняя раза в два больше боли, чем нужно. Однако же Инку было слишком просто пренебрегать всеми этими громкими позывами сесть и отдохнуть. Ведь, как известно, без души монстр просто не способен опустить руки. Вот еще одно преимущество Художника, которое вот-вот сойдет на нет. Ведь демону всего-то и нужно было, что вымотать Творца.
Инк прямо сейчас рисковал всем, что только у него есть. Всей памятью, всеми пережитыми моментами его бренного бытия, всеми, пусть даже и поддельными, «эмоциями». Художник просто рискует все это забыть. Каким образом? Да ведь атаки его противника целиком и полностью состоят из синего пламени, который, стоит только немного его прикоснуться, мгновенно начинает поджаривать всю магию внутри тела. Была бы у Хранителя альтернатив душа, он давно был бы уже мертв. А так просто довольствуется ужасающей болью везде, где только можно, — особенно в голове и грудной клетке, где магии было больше всего — и все еще пытается устоять на ногах, которые так и норовили подкоситься, сломаться, разбиться, да вообще что угодно, лишь бы не стоять. Однако эта драка — всего ничего по сравнению со второй фазой битвы, ведь тогда Инку придется сражаться не с демоном, а с собой. И он так боялся проиграть… вернее, боялся бы, если б только мог.
Белое пространство антипустоты постепенно заполнялось все большим и большим количеством синего пламени и густой-густой черно-красной крови. Все внутри Инка изнемогало от усталости и перенапряжения, кости гудели и благим матом на хозяина орали об отдыхе, иначе они совсем скоро подведут его. Даже тому самому Эррору или, например, Найтмеру было бы невозможно устоять на подкашивающихся ногах. А Инк стоял, поблескивая бесчувствием в серых зрачках. Растирая по, уже, грязной одежде свою чернильную кровь, стоял. Не падал, не изнывал от боли и сожаления о всех своих грехах, а стоял, почти что гордо смотря вперед себя. Сознание нещадно и неотвратимо уплывало куда-то в пустоту или небытие, — называйте, как хотите — а как только ныли сломанные во всевозможных местах кости! И забавнее в этой ситуации было лишь то, что все это — самые настоящие цветочки. Ягодки, приправленными вечными муками и кровью, оставили на десерт.
— Вот ведь упорный монстр, — голос демона сквозил издевкой, в то время как лицо с каждой секундой ухмылялось пуще прежнего. Судя по всему, весело ему было вот так просто издеваться над обычным парнишкой, что посмел себя назвать Хранителем мультивселенной. — Но ведь, в конце концов, и твои ноги сломаются.
Этот голос, как всегда, звучал так приторно и притворно, что, будь у Инка уши, те давно бы завяли. Речи демона уже много-много лет его не совращали, лишь только безумно раздражали. Ведь Творец сыт по горло всем этим, и потому просто хочет жить. Просто хочет выжить, а уже после и жить.
Тело Хранителя подвело немногим позже, как демон произнес те слова. А ведь действительно: в тот момент первыми окончательно вышли из строя именно ноги. Спустя пару секунд Инк обессиленный, почти что полностью потерявший сознание, рухнул на ало-черный, залитый собственной кровью, пол. Демон полностью укрыл тело Творца своей печатью и по-хозяйски уселся рядом. Настолько широкой улыбки-ухмылки на его лице еще никогда не было.
— Птичка попалась в клетку, м? — ехидная морда этого демона всем своим видом излучала радость и безумный восторг. На грани с сумасшествием, пожалуй. — Признаюсь, с тобой было весело играть. Правда, я, все же, не впечатлен. Ожидал большего, знаешь ли.
Инк всем своим нутром чувствовал, что вот-вот наступит ад… нет, в аду он всю жизнь прожил, сейчас же начнется кое-что куда более ужасающее, страшное и просто изматывающее, чем какой-то там ад. Примерно, сопоставимо с тем, чтобы воочию увидеть все свои страхи и сыграть с ними в шарады. И проиграть. За что тебя будут наказывать всю бесконечную вечность.
— А ведь я такие надежды на тебя возлагал, Инк, — отродье поднесло свою руку к скуле скелета и с садистским удовлетворением провело по большой ране на щеке, вблизи извечной кляксы Художника. Прикосновения демона опаляли в сотни раз больше кипятка и раскаленного металла. — А ты взял и так просто сдался. Теперь я считаю тебя скучным.
Творец привык никогда не говорить лишнего, ведь считал, что слишком много разговаривать — излишне. И лишь поэтому он сейчас смиренно молчал, в самом плохом смысле этого слова, предвкушая час своих пыток. Ведь никак иначе то, что его ждет, не назовешь.
— Ты готов? — демон слегка шлепнул Художника по щеке и заливистым голоском пропел следующие слова. — Во всяком случае, мне плевать: готов ты или нет. Мы все равно приступим!
Всего один щелчок отделял относительный покой от самой страшной интерпретации ада. И этот щелчок незамедлительно состоялся.
Инк вмиг переменился в лице и до неимоверно болючего хруста прогнулся в позвоночнике. Теперь он не мог игнорировать, не обращать внимания, пренебрегать и просто не замечать боли во всем теле. Потому что сейчас ему вернули свою душу. Вернули, чтобы сломать, раздробить полностью, раскрошить и разложить на атомы, или куда более мелкие частички. Теперь в его груди пульсировало в агонии маленькое белое сердечко. Теперь у него было то, из-за чего можно подчистую загнуться.