— Как? — с легким отчаяньем спросил Штерн. — Вы действительно хотите так сделать? Записывать все на кальку?
Хафнер, все еще не опомнившийся от обиды и шока, повернулся к стойке:
— Амиго, принесите ручки!
— Нет! — воскликнул Тойер. — Ручки нам не потребуются — я просто имел в виду, что так можно было бы добиться наглядности, это лишь пример…
Лейдиг кивнул:
— И тогда так или иначе на первый план выйдет церковь Святого Духа. Я уверен в этом.
У его шефа отвисла челюсть.
— Знаете, я сейчас вот что подумал… Роню убивают, причем близости с пастором у нее не было — во всяком случае, телесной. Потом приканчивают и пастора. Версия самоубийства отпадает…
— Пильц чего-то жутко боялся, — добавил Штерн и кивнул. — Скрывался…
— К сожалению, безрукий экс-террорист даже толком не знал, кого ему следует опасаться. — Хафнер курил и с ненавистью пускал дым в сторону таблички, запрещавшей курение. — Сначала он испугался звонившего, затем шефа…
— Простите, тут нельзя курить.
— Отвали, сволочь экологическая!
Тойер тер виски.
— Да, вообще-то теперь можно лишь гадать, что он думал. Хотелось бы выяснить, что уже знает тот, другой, и боится ли он чего-нибудь. Вы поняли меня? Я полагаю, что изъясняюсь слишком туманно. Да и сам вообще-то в тумане.
Лейдиг и Штерн тотчас кивнули. Хафнер потряс головой, но заметил, что попросит еще раз все ему разъяснить, когда его организм выйдет из стресса, вызванного абстиненцией.
Тойер пытался не сбиться с мысли.
— В любом случае, — напомнил он, — Пильц крутил любовь с дочкой тогдашнего пастора церкви Святого Духа. Официально она считается пропавшей без вести, но Туффенцамер сообщил мне, что она не перешла с Пильцем на нелегальное положение.
— О'кей, это, по-видимому, как-то связано с церковью. — Хафнер был полностью согласен и отметил это новой сигаретой.
— А что, не исключено. — Штерн с удовольствием распаковал второй бургер.
Тойер понял: это его любимое кушанье. В тот момент он, казалось, понимал все!
— В общем, все ясно! — быстро подвел итог Хафнер, отвинчивая пробку своего маленького верного спутника. — Сару прикончил какой-то сексуальный маньяк. Все решили, что она уехала с Пильцем. А Пильцу захотелось потрахаться, и он склонил к этому Роню. Террористы вообще возбуждают женщин, психологи это подтверждают. Та занервничала, боясь беременности, но посвятила в свои проблемы пастора. Через исповедь — ведь каждый человек нуждается в ней временами. Убийца почуял неладное, подстерег ее возле замка, под давлением выудил из нее то, что она сказала Нассману, и прикончил сначала ее, потом и его. Пильц струсил и свалил из города, но сдрейфил по-настоящему, когда вы, господин шеф, отыскали его в Базеле, поскольку лишь он знал, кто настоящий убийца: ПОТОМУ ЧТО ЭТО ОН САМ!
Хафнер обвел взглядом своих соратников:
— Гипотезу с женщиной я, таким образом, отодвигаю в сторону. Нет проблем.
— Значит, выходит, что Пильц боялся прежде всего самого себя. Тебе нужно радоваться, что ты уже работаешь в полиции. С такими аналитическими способностями тебя никто бы не взял, — заявил Лейдиг с неожиданной откровенностью.
— Сам-то! — проревел Хафнер. — Сам-то хорош!
Штерн тоже явно страдал.
— Уймись, Томас, все это никуда не годится. — В ответ на его слова Хафнер хмуро уставился на крышку стола. — Дочка пастора Денцлингера, Сара, бесследно пропала. Это все, что мы знаем.
— Вы знали ее, эту самую Сару, я имею в виду тогда, в те годы? — еще раз попробовал защититься Хафнер.
— Нет, — вздохнул могучий сыщик. — Иначе я бы никогда не умолчал об этом, мой дорогой коллега…
Последовало пристыженное молчание, общее. Тут раздался голос Лейдига:
— Как я уже сказал, у меня возникла и церковная версия… Сегодня утром я предпринял кое-какие шаги в этом направлении. Денцлингер ушел из церкви Святого Духа после исчезновения Сары. Его сменил некий господин Колмар. Впоследствии он сделался старшим церковным советником, ведавшим кадровыми вопросами, а значит, должен был знать и Нассмана. Теперь он наш местный епископ.
— Ну, значит, с ним нужно поговорить?
Едва Тойер это сказал, как с осунувшегося мальчишеского лица Лейдига слетела вся неуверенность.
— Я позволил себе договориться в резиденции епископа в Карлсруэ об аудиенции. На сегодня. Для вас.
— Великолепно, Лейдиг, — пробормотал Тойер. У парня на лице сразу появилось выражение, которое шеф группы с трудом терпел — рвение карьериста.
Так прошел обеденный перерыв — и жизнь двинулась дальше.
Тойер распрощался с ребятами, поскорей купил себе еще один большой гамбургер и слопал его на ходу.
Все дело в поезде, решил полицейский, обеспокоенный тем, что его настроение портилось по мере приближения срока встречи с высокопоставленным пастырем. Дело было, пожалуй, в экологии (в действительности гаупткомиссар боялся транспорта в малознакомом городе), еще его вымотала поездка, состоявшая лишь из кратких фаз ускорения и следовавших за ними маневров с торможением. Сейчас они стояли в Мальше. Тойера этот населенный пункт не интересовал.
Епископ Колмар принимал посетителей в роскошном просторном кабинете, а само управление Баденской земельной церкви было воплощением величия и современного духа. Там, где далекий от церкви Тойер ожидал увидеть распятие, на стене висел кукольный герой Хампельманн.[12] Иногда, словно замечтавшись, епископ дергал его за шнур, а в остальное время курил сигареты «НВ», вытаскивая их из плоского портсигара, и глядел куда-то мимо посетителя. Письменный стол сверкал чистотой.
— Вы находитесь в этом помещении минуту и сорок три секунды. Говорите же.
Сыщик проследил за взглядом хозяина: разумеется, он смотрел на большие вокзальные часы.
— Скажем так, речь пойдет о пасторе Нассмане…
— Я уже знаю об этом, и вы могли бы знать, что я знаю, — устало возразил Колмар. Теперь он набивал табаком черную, как смола, табачную трубку.
Пепельницей служила половинка кокосового ореха.
— Какие необычные емкости, — одобрил Тойер.
— Индия, — кивнул Колмар. — Мой отец был миссионером, что, впрочем, к делу не относится.
— Хампельманн тоже из Индии?
— Нет, он местный, прибежал ко мне сам. — Колмар усмехнулся, его зубы пожелтели от долгого курения, а в остальном он производил впечатление сильного мужчины. Фигурой он напоминал Тойера, но в отличие от сыщика епископ, со своей кудрявой седой головой и черными роговыми очками, скорее смахивал на процветающего художника-абстракциониста на склоне жизни, чем на представителя назареев и их экономических интересов.
— Разумеется, вы слышали о событиях в Гейдельберге…
Колмар кивнул:
— Да, разумеется. Брат Нассман опять пустился во все тяжкие с молодой женщиной, затем избавился от нее отвратительным образом и совершил самоубийство. — Епископ заговорил об этических проблемах своей церкви, словно о неисправном водопроводе.
— Должно быть, для вас это ужасно, — вырвалось у могучего сыщика.
Колмар не торопился с ответом.
— Не ужасней того, что сейчас творится в Ираке. Лично для меня. Многие наши духовные пастыри и прихожане считают, что мир гибнет, если пастор оказался убийцей. Я же считаю катастрофой любое убийство. А ведь они происходят непрерывно, всегда.
— Вы можете назвать себя духовным наставником? — высокопарно спросил Тойер.
— Этим пускай занимаются другие, — пожал плечами епископ. — Сам я, пожалуй, больше похож на менеджера.
Комиссар кивнул:
— А вы вообще-то верите, что Нассман мог совершить преступление? Ведь вы были знакомы.
— До того как я был избран на эту… — Колмар подыскивал нужное слово, — ну да, должность, я был старшим церковным советником и отвечал за подбор персонала в нашей земельной церкви. Так что я знаю практически всех пасторов.