- Мне следует сообщить еще кое о чем. Гроуфилд уже снова начинал дремать.
- А именно? - спросил он немного сердито, потому что у него слипались глаза.
- На случай, если вы задумали бросить меня завтра, я должна сказать вам, что тогда сделаю. Я сразу же позвоню в полицию, все расскажу и буду твердить, что вы убийца. Они поедут туда, в дом, и тогда, возможно, Роя убьют или ранят, а возможно, и нет. Но одно я знаю наверняка: на самолет вы не сядете. Вы не покинете этот остров. Вас будет разыскивать мистер Данамато с полудюжиной своих головорезов, вас будет искать вся полиция.
Гроуфилд открыл глаза и посмотрел в потолок. Его взгляд был полон горечи.
- Это просто, чтобы вам все было ясно, - добавила она.
- Полагаю, мне все ясно, - ответил Гроуфилд. - Думаю, что ясно.
Глава 20
Семь часов. Крупье подтолкнул кости своей лопаточкой, придвинул к себе фишки посетителя, бросив: "Что-то у него не получается", и передал кости Гроуфилду, который сидел рядом с ним за столом.
Гроуфилд подхватил их, повертел в пальцах, осмотрел и протянул Патриции Челм.
- Подуйте на них на удачу, - попросил он. За обедом они выпили вина, и Патриция была малость навеселе. Она криво и растерянно улыбнулась и спросила:
- Бы серьезно?
- Конечно.
- Уф-ф! - дунула она на кости, и Гроуфилд бросил их на доску.
- Одиннадцать! - объявил крупье, и там, где лежали две двадцатидолларовые фишки, теперь стало четыре.
Гроуфилд их не тронул, снова протянул кости девушке и попросил:
- Еще разок.
- Уф-ф!
Он бросил кости.
- Шесть! Очко шесть. Очко играющего шесть, его очко шесть.
Кости вернулись, и Гроуфилд опять сгреб их.
- Еще? - шепнула Патриция.
- Положимся на судьбу, - ответил он. - Если сейчас не получим очко, то и черт с ним.
Он бросил кости и набрал десять.
Шел двенадцатый час ночи, они сидели в казино на первом этаже гостиницы. Здесь, в Пуэрто-Рико, азартные игры были разрешены, но в местных казино не витал дух алчного отчаяния, как в Лас-Вегасе, где в игорных залах нет ни часов, ни окон, дабы игроки не вспоминали о течении времени. В Сан-Хуане казино - всего лишь развлекательные приложения к туристской индустрии, такие же, как пляжи, представления в ночных клубах и поездки в Сент-Томас, где бесплатно давали выпивку. Игорные дома открыты всего восемь часов в сутки, с восьми вечера до четырех утра, и отдыхающим, которым приходит охота поиграть, доступны только рулетка, блэкджек и кости.
Они зашли сюда после возвращения из старого города, где пообедали в "Мальоркине", старом ресторане, на одной из узких крутых улочек возле замка Морро. Ресторан был старинный, чисто обеденный, с высоким потолком, весь белый, от белого кафельного пола до белых скатертей, белых стен и белого потолка. Вдоль одной стены тянулась солидная стойка темного дерева. За распахнутыми настежь высокими широкими дверьми виднелась идущая под уклон улочка, ярко освещенная ночными фонарями: на ней теснились туристы и местные жители, толкаясь на узкой полоске тротуара между стоящими машинами и фасадами домов. Пока они сидели там, прошел тропический ливень, улица вдруг стала серой, когда ее накрыло сплошной пеленой отвесно падавшего дождя. Человек шесть праздношатающихся нырнули в открытые двери ресторана и остановились перед стеной дождя, обмениваясь улыбками и болтая с официантами. Потом дождь прекратился так же внезапно, как начался: капоты машин заблестели в свете фонарей. Гуляющие отправились своей дорогой, с улицы в ресторан потянуло свежим ветерком, и официанты снова стали обращать внимание на посетителей.
Оказалось, что, проведя на острове месяц, Патриция Челм так и не видела Пуэрто-Рико, только аэропорт и дом Белл Данамато. Поэтому после обеда они немного побродили по старому городу, потом неторопливо доехали до своей гостиницы и завершили вечер в здешнем казино, где Патриция некоторое время увлеченно наблюдала за игрой в рулетку, потом недолго и озадаченно следила за игрой в блэкджек и, наконец, за столом для игры в кости, где Гроуфилд сделал шестерку на четвертом броске, но не сумел выкинуть следующее очко, пятерку, выбросив на третьем броске семерку.
- С меня хватит, - заявил он. - Идемте, Патриция, нам рано вставать.
- Пэт? - сказала она.
- Что?
- Ненавижу, когда меня называют Патрицией, - ответила она. - Как я хотела бы, чтобы кто-нибудь на этой вонючей земле называл меня Пэт.
- Пэт, - спросил Гроуфилд, - вы назюзюкались?
- Я пила только вино, - заспорила она. - Да еще эту "сангрию".
- Это тоже было вино.
- Совершенно верно. И две рюмки в баре, помните?
- Помню.
- Может, я малость навеселе, - сказала она, - но уж никак не назюзюкалась.
- Это хорошо, - похвалил Гроуфилд. Они поднялись наверх, и Пэт немного постояла посреди комнаты, разглядывая кровати. - И как же мы гут устроимся? Вы отгородитесь занавеской из одеял, как Кларк Геибл?
- Нет, - ответил Гроуфилд, - я сниму верхнюю одежду, лягу, мы погасим свет и пожелаем друг другу доброй ночи. Все очень просто.
- О-о. - Пэт посмотрела на него. Она и впрямь была под мухой. - На самом-то деле я не девственница, вы знаете?
- Да что вы? - Гроуфилд если и испытывал какие-либо чувства, то в основном усталость. И был совсем не в настроении греться у ее едва теплившегося огонька.
- У меня был один мужчина, - с горечью сказала она.
- О-о, - протянул он. - Неприятный опыт, я прав?
- Вам-то легко злорадствовать, - ответила Пэт.
- Просто мне это не впервой.
- Я расскажу вам о нем, - продолжала она, - а потом посмотрим, захотите вы смеяться или нет.
Гроуфилд сел на кровать, закинул нога на ногу и притворился, будто слушает.
- Я весь внимание, - сказал он.
- Вы ублюдок, - ответила она.
- Все так говорят.
- Но не такой гадкий ублюдок, как Джефф.
- Джефф?
- Он был женат, - изрекла Пэт. - И сказал мне об этом... когда было слишком поздно.
- О, Бога ради, - проговорил Гроуфилд.
- Я от него забеременела. - Она рассказывала ровным голосом, слова падали, будто камни. - Я сделала аборт. Мне было семнадцать.
Она словно хотела сказать: "Видите, как я была молода", но Гроуфилд воспринял это по-иному.