Однако беспокоил меня не столько реализм портрета, сколько то, что обвилось у женщины вокруг шеи. Краска в этом месте так потрескалась и выцвела, что сперва я принял это за какой-то темный меховой шарф. Но, когда присмотрелся внимательнее, я понял, что это огромная крыса либо животное, очень похожее на нее. У него была отвратительная бледная морда с раскосыми глазами, но с таким выражением, которое скорее увидишь у человека, чем у животного. Глумливым, расчетливым и хитрым.
– Это не Иисус, – решительно заявил Дэнни.
– Да, верно.
– А кто тогда?
– Не знаю. Понятия не имею.
– Что за страшная штука у нее на плечах?
– Крыса, по-моему.
– Ужас какой.
– Ты прав. Давай закроем обратно.
Я попытался натянуть плющ на рисунок, но он не держался на стене, отказываясь возвращаться на место. В конце концов пришлось оставить фреску открытой. Почему-то и эта странная женщина, и крыса с коварным выражением морды показались мне очень неприятными, даже отталкивающими. Особенно тревожил меня некий намек на непонятный симбиоз между ними. Будто женщина нуждалась в крысе так же сильно, как и та в ней.
– Может, пойдем? – спросил Дэнни, и я кивнул, хотя оторвать взгляд от женщины было нелегко.
Дэнни забежал вперед и взобрался на груду битой черепицы и камней, чтобы посмотреть в пустое готическое окно.
– Отсюда пляж видно, – сказал он. – Смотри, а еще задние ворота.
Я встал рядом с ним, положив локти на каменный подоконник. Вид отсюда был восхитительный – высокие деревья, сад, дорожка, спускавшаяся к морю. Издали сад выглядел на удивление ухоженным. Даже земляничные грядки казались аккуратно прополотыми, а сквозь сетку проглядывали красные ягоды. Вода в пруду поблескивала в лучах утреннего солнца, отражая плывущие по небу облака.
– Там рыбацкая лодка, – сказал Дэнни.
Сквозь деревья я мог различить лишь треугольный парус цвета ржавчины, поднятый на посудине, которая медленно подплывала к берегу.
– Когда-нибудь поплаваем на лодке, – пообещал я. – Только ты должен научиться плавать.
– Можно надеть надувные нарукавники, – предложил Дэнни.
Я перевел взгляд на Фортифут-хаус. Декоративная штукатурка, казалось, сияла в солнечном свете еще ярче. Даже окна светились. Странно, но мне показалось, будто на каждом окне есть занавески, хотя я вешал их только в своей спальне и у Дэнни.
Я нахмурился и прищурился. Что-то очень неправильное было во всем этом. Отсюда Фортифут-хаус уже не выглядел обветшалой развалюхой, покрытой пятнами сырости, которую меня попросили отремонтировать. Отсюда сад не напоминал густые джунгли, которые я должен был вычистить и прополоть. Отсюда дом смотрелся как новенький, а сад казался ухоженным.
Здание выглядело в точности как на старой фотографии, висевшей в коридоре на первом этаже… Фортифут-хаус 1888 года.
Почувствовав за спиной неприятный холодок, я снова взглянул на домики возле пляжа. Они не сильно изменились, разве что с крыш исчезли телевизионные антенны. Теперь я видел их четче, потому что нас не разделяли деревья и живые изгороди.
Я перевел взгляд на кладбище. Трава была аккуратно скошена, на круглых клумбах цвела герань. А надгробий не было. Ни одного.
– Дэнни… – сказал я, положив руку ему на плечо. – Думаю, пора уходить.
– Я просто хочу увидеть, как рыбацкая лодка кидает якорь.
– Ты можешь сбегать на пляж и посмотреть оттуда.
Но не успел я спуститься с груды щебня, как заметил, что кто-то вышел из кухни Фортифут-хауса и спокойно, уверенно зашагал по залитой солнцем террасе. Это был мужчина в черном фраке и высоком черном цилиндре. Он держался за лацканы и оглядывался по сторонам, словно проводил осмотр.
Дойдя до середины лужайки, он остановился и сложил руки за спиной, очевидно наслаждаясь морским бризом.
Пока он стоял там, я уловил еще какое-то движение. В одном из верхних окон дома я заметил чье-то мелькнувшее бледное лицо. Я присмотрелся, и на мгновение мне показалось, что это морда той самой крысы с фрески, которая свернулась вокруг шеи у женщины.
Затем она исчезла. И окна снова зияли темнотой.
– Эй! – крикнул я мужчине на лужайке.
Если он реальный человек, а не галлюцинация, то должен меня услышать.