— Что ты хочешь, чтобы я сделал?
У него вырывается смешок. Даже этот звук мне кажется недозволенным и его вибрации слишком сильные сегодня вечером.
— Покажите мне, что это обще дозволенный фан-клуб.
Я расстегиваю верхнюю пуговицу на его брюках и сдвигаю молнию вниз, показывается кончик его эрекции, выпирающий из нижнего белья.
— Ах, ты, скотина, — поддразниваю я его. Мои бедра самопроизвольно дергаются, как только я выпускаю его член. Он отскакивает и у меня перехватывает дыхание, я поднимаю на него глаза с удивленным вопросом.
— Ты... другой, — говорю я.
Он смеется.
— Что ты сделал?
— Старая пчела достала-таки меня, когда ты ушла за покупками и мастерски ужалила сюда два раза.
— Что?
— Ты слышала.
— Когда ты говоришь старая, сколько ей было лет?
— По крайней мере, девяносто семь, и она была всего ростом около четырех футов.
Я смеюсь, задыхаясь.
— Больно?
— Как два комариных укуса.
Я удивленно опускаю глаза вниз к его стоящему члену. Он действительно выглядит сильно опухшим и зверски агрессивным, и... ну, возбужденным.
— Нравится? — мурлычет он.
— Я не знаю, еще. Мне он нравился и раньше.
У него появляется блеск в глазах.
— Сначала попробуй, а потом жалуйся.
Верно, как и все...
— … это можно устроить, — говорю я сипло.
Проведя рукой по опухшему члену, я медленно сажусь на него и опускаюсь вниз по жесткой длине, испытывая незнакомое мне чувство неимоверно растянутой и заполненной. Я делаю глубокий вдох на половине пути.
— Ты тааакой большой и толстый, — шепчу я ему на ухо.
— Это ужасно, насколько я одержим тобой, — выдыхает громко он, и приподняв меня за подбородок, тянет свои губы к моим. Я ахаю прямо ему в рот, и чувствую его язык, проскользнувший в меня, начинаю сосать его. Каждый нерв моего тела вибрирует от его языка в моем рту и от влагалища невыносимо растянутого. Поцелуй углубляется. Затаив дыхание, я чувствую восхищение своего тела и медленно опускаюсь еще ниже на его толстую эрекцию. Он отстраняется и что-то говорит, но я не слышу.
Я наполнена ощущениями — музыкой, прокуренным воздухом, звуками другие людей, занимающимися сексом. Он дотрагивается до моих сосков и тянет, но очень осторожно, они так желают, чтобы он взял их в рот. Все это время он толкает свой член все глубже и глубже в меня. Я постанываю, извиваясь на нем. Охлажденный воздух от кондиционеров, проносится ветерком над нашими головами. Поднимающиеся кольца сигаретного дыма вокруг, словно призрачные змеи или драконы. Любой может увидеть нас и то, чем мы занимаемся, но мне плевать.
Мой маленький полностью наполненный мир им, вернее мной и его искусанным пчелами членом, грубо прервали, когда я почувствовала руку на своем плече, легкую, но совершенно чуждую и нежелательную. Я хватаю Блейка за плечи и обглядываюсь через плечо, испытывая чертовый ужас, словно паук свалился на мою обнаженное тело.
Со мной рядом стоит женщина. Как и большинство других местных девушек в клубе, у нее прямые, длинные черные волосы, и она одета в бикини бюстгальтер и блестящие черные шорты. В свете софитов ее кожа светится мягким бледным лунным светом.
— Могу я присесть? — спрашивает она, слышится явный американский акцент.
Она продолжает держать свою руку у меня на плече, спрашивает, как будто меня, но смотрит на Блэйка. У меня пропадают все мысли, кроме одной, довольно-таки странной, что Билли, наверное, захотела бы попробовать маленькое худенькое тело этой девушки. Но я? Я вижу перед собой несмываемую помаду, миндалевидные глаза, и совершенно непроницаемое выражение лица и думаю, что это словно яд!
Шок и смущение от того, что меня поймали восседающей на члене, вызывает у меня убийственную быструю реакцию, которая кажется настолько инстинктивной, настолько животной, и направлена на прямое насилие к ней, что эти ощущения, которые для меня совершенно новы, потрясают меня до глубины души, открывая мне совершенно ранее неведомую часть себя. Нет, черт побери, я не хочу, чтобы вы присоединились к нам. На самом деле я готова зашипеть на нее, и, если бы у меня были клыки, я бы вонзила их в нее.
Воздух начинает потрескивать от моей внезапной и настолько явной враждебности.
Голос Блейка выводит меня из закипающего гнева.
— Нет. Ты не можешь, — говорит он, в его голосе нет ярости, которую я испытываю, он просто наполнен нетерпением от того, что его прервали.
Она соскальзывает с дивана, и я молча наблюдаю за ее уходом, все еще находясь в ярости от ревности.
— Я не хочу делить тебя с ней, или с кем-то еще, — шепчет он мне на ухо, и я испытываю вдруг полную эйфорию, потому что черт побери, я даже не выношу мысли, что он может желать кого-то еще.