Даже зная, что он скажет, я все равно вспыхнула, а сердце пустилось вскачь.
Назар достал из кармана бархатную коробочку, открыл и протянул мне. В лучах солнца, в коробочке блестело кольцо белого золота с шикарным бриллиантом.
— Назар…
— Давай так, — перебил он меня. — Ты возьми кольцо, но не надевай и ничего не отвечай. Если когда-то я увижу, что ты его надела, я пойму, что ты приняла мое предложение. Если нет, значит — нет. Ждать я умею, сама знаешь.
— Я не знаю, Назар, это как-то неправильно, — несмотря на вспышку злости несколькими минутами ранее, ситуация была для меня волнительной.
— Просто сделай так, прошу, тебя это ни к чему не обязывает. Все останется как прежде. Ты же знаешь, что я люблю тебя. Ну, какие еще у меня могут намерения, кроме того, что я хочу быть вместе с любимой женщиной. Странно, что тебя это удивляет. Повторю, это тебя ни к чему не обязывает. Просто символ моей любви. Я приму любое твое решение.
И я взяла это кольцо. Взяла, закрыла крышку коробочки и убрала в карман. Сама не знаю почему это сделала. Может, Назар убедил меня, что это ни к чему не обязывает, а, может, те мои дни, проведенные во мраке собственных мыслей, на что-то навели меня.
«Может, вот он этот покой, — думала я, — нормальная человеческая жизнь, без потрясений, без катастроф, с человеком, который любит меня».
Когда я вспоминала нашу историю с Максом, я понимала, что, если бы только он любил меня, а я бы не любила, или не так сильно любила, это не было бы для меня таким ударом. Да, было бы все равно больно, но точно не так.
«В чем оно — это счастье вообще заключается? — размышляла я. — Счастье быть вдвоем. Такая любовь, как была у нас с Максом, она вообще долговременное счастье подразумевает? Может такое продолжаться вечно?».
И приходила я только к одному выводу — вряд ли. Гармония в отношениях, гармония в браке получается только тогда и достигается, когда кто-то чем-то жертвует, а другой принимает. К такому выводу я пришла.
В разговоре с Максом мы выяснили, что оба многим жертвовали. И все это привело к катастрофе.
Невозможно было понять права я или нет, это можно было только проверить на практике.
Мы пробыли у родителей несколько дней. Лиля категорически отказывалась уезжать от бабушки и дедушки, потому я хотела задержаться подольше, чтобы провести с ней время.
За эти дни чаша весов еще несколько раз склонилась в сторону Назара.
Меня удивляло, как он ладил с Лилей. Казалось, и она к нему расположена. Когда я смотрела как он с ней играет, а особенно, когда он с ней общается, не сюсюкается, а именно общается, я все больше убеждалась в мысли, что главное в отношениях — это покой.
Мне было уютно. Я даже представляла, как бы это могло быть, дай я Назару свое согласие.
Если бы не одно «но». Макс Рихтер так и не выходил у меня из головы. У меня появилась какая-то навязчивая идея — узнать, что произошло на самом деле.
Временами меня отпускало. «Да, плевать уже, Лора, — говорила я сама себе, — какая теперь разница, что и почему произошло, что это изменит? Узнаешь ты, что дело в другой женщине, легче станет? Это вряд ли. Легче уже ни от чего и никогда не станет. Успокойся».
Но успокоиться я не могла. Я снова качалась на эмоциональных качелях до головокружения и тошноты. Я то расплывалась в улыбке, глядя на Лилю и Назара, то сжимала от кулаки от ненависти к Максу. То представляла Макса на месте Назара сейчас и проклинала его, за то, что он все разрушил, то радовалась тому, что здесь сейчас именно Назар, а не Макс.
Это было похоже на какое-то помешательство.
Уже перед отъездом я вспомнила, что хотела глянуть Лилины фотографии первого года.
Отец, когда родилась Лиля, настаивал, что нужно сделать именно бумажные фотографии.
«Телефоны теряются, жесткие диски ломаются, с флешками то же самое, а бумага есть бумага. Главное, чтобы не сгорела», — так говорил Папа и оказался прав.
Я и правда куда-то задевала флешку, на которой хранились эти фотографии, и теперь они были только в альбоме, который хранился у родителей.
Альбом я нашла в шкафу. Здесь оказались не только Лилины фотографии, но и мои с Максом. Оказывается, когда я присылала фотографии родителям, отец их тоже распечатывал и собирал в альбом.
Здесь были фотографии с нашей свадьбы, фотографии с новорожденной Лилей, просто какие-то фотографии, где мы вдвоем и, где мы счастливы.
Слезы сами собой потекли по щекам. Я смотрела на эту утерянную жизнь и в груди было так больно, что хотелось вырвать сердце.