Наконец, керосинка потухла, сама догорела или ее потушили, Назар не видел. Он прождал еще не меньше часа для уверенности и аккуратно толкнул дверь в дом.
Та поддалась и даже не скрипнула. Назар мысленно поблагодарил провидение и шагнул в темную избу.
Толком здесь было ничего не разглядеть, и Назар долго стоял у двери, чтобы глаза привыкли к темноте. Дотлевали угли в печке, Назар слышал мерное и шумное дыхание своего врага.
Теперь Макс мог кое-как разглядеть, что они сцепили два спальных мешка вместе и улеглись в обнимку. Лора спала на груди Макса. Тот обнимал ее во сне.
«Твари!», — подумал Назар и подошел ближе.
Он достал из кармана заточку, крепко сжал ее в кулаке и наклонился, чтобы точно рассчитать удар. К его счастью, Лора своей головой не перекрыла горло Макса, и Назару было достаточно одного верного удара, чтобы пустить ему кровь.
Он медлил. Медлил даже несмотря на то, что в любой момент один из них мог проснуться, и тогда вся затея рассыпалась бы в прах.
В голове его застряла навязчивая и будто чужая мысль: «Сейчас все закончится и, что дальше? Что делать дальше? Но это слишком быстро. Один удар и все. Слишком быстрая и почти безболезненная смерть за долгие годы унижений и поражений. И Лора. Лора не будет умолять».
Назар смотрел на Лору и хоть в темноте не мог разглядеть ее как следует, он без всяких сомнений сейчас понял, что Лора не будет его ни о чем просить, даже под страхом смерти.
Назар сначала не осознал, почему он уверился в этой мысли, но вскоре стало ясно. Макс и Лора дышали в унисон. Их дыхание было настолько синхронизировано, что казалось дышит один человек. Назар, подумал, что, наверное, даже их сердца сейчас бьются в унисон.
«И, что я могу с этим сделать? — спросил сам себя Назар и сам себе ответил, — только убить обоих, но не так. Не так быстро».
Назар аккуратно отошел от спящих на два шага. Он взял железную кружку со стола и бесшумно подошел к печке.
Назар открыл дверцу, та слегка скрипнула, и он замер. Но никто не проснулся. Назар быстро скинул в кружку несколько еще тлеющих углей, захватил лежавшую у печки кочергу и бесшумно вышел из дома.
Кочергой он заблокировал дверь, просунув ее через скобы для навесного замка, чтобы никто не мог выбраться. Оставалось окно. Его нужно было чем-то заколотить. Назару пришлось спуститься в погреб, где лежала мертвая Нина. Его настойчивость была вознаграждена. Здесь он нашел молоток и гвозди. Но сейчас он не мог заколотить окно. Лора с Назаром проснутся.
Тогда он снова вернулся к дому, подложил угли, раздул как следует, собрал для верности сухих веток, травы и подбросил разгораться.
Затем вернулся к погребу снял, с петель дверь, наживил гвозди так, чтобы несколькими ударами заколотить окно, и снова вернулся к дому.
Расчет Назара был прост. Если Лора с Максом не задохнутся от дыма и попытаются выбраться, он услышит их возню или крики. Сначала они попытаются открыть дверь, и тогда он быстро заколотит окно. Уже не важно будут они слышать его или нет.
Он поднял и прислонил дверь к окну заранее, подперев ее поленом, чтобы не держать на весу.
Огонь понемногу разгорался. Погода стояла сухая, еще немного и просушенное дерево должно вспыхнуть, словно сдобренное бензином.
Назар смотрел на разгорающееся пламя и не мог сдержать торжествующей улыбки.
«Вот вам очищающее пламя, мрази!», — медленно и с наслаждением проговорил Назар.
Глава 32. О пользе заготовок на зиму
В темноте, уже не пытаясь оживить лампу, Макс сцепил два наших спальных мешка молниями так, чтобы можно было улечься вдвоем.
Он ни о чем меня не спрашивал. Я ничего не говорила. Мы залезли в общий теперь мешок. Макс лег на спину, я легла головой ему на грудь и впервые за долгое время почувствовала то тепло, которого так долго была лишена.
Я на всякий случай прислушалась к себе и своим ощущениям. Я боялась обнаружить в себе остатки ненависти к Максу, остатки недоверия или какие-нибудь сомнения. Но ничего этого во мне больше не было.
Сердце билось ровно. Оно словно вернулось домой и теперь не подстегивало меня, душа мурлыкала, а я улыбалась в темноте, сама не понимая природу этой улыбки.
Но кое-что чуждое во мне все-таки осталось. Обида. Но она не мешала мне сейчас быть умиротворенной. Я все поняла, мне стал ясен каждый шаг Макса. Но я не могла принять это до конца. И только потому, что была уверена — Макс должен был мне все рассказать. Вместе мы бы справились.
Обида была на то, что он решил, будто я совсем беспомощна. На то, что он все это время боролся один. А бороться мы должны были вместе.
Иначе зачем еще людям быть вместе. Какой в этом смысл? Да, конечно, когда в жизни нет потрясений, можно просто наслаждаться друг другом. Но разве такое возможно? Разве есть на свете люди, у которых за всю жизнь не было ни одного потрясения?
Нет смысла быть вместе, если в самый сложный период человеку приходится сражаться одному, если тот, кто рядом, принимает лишь тогда, когда все хорошо. Он пытался защитить меня, но и я могла защитить его. Да, у меня нет его силы, нет такого совершенного интеллекта как у него, но у меня есть кое-что, чего нет у Макса Рихтера.
Моя женская мягкая сила, моя забота и нежность, без которой его сила на самом деле как воин без бронежилета и без каски. Такой воин может быть сколь угодно отважным, может быть сверх профессионалом в своем ратном деле, но любое прямое попадание и без брони он труп.
Неужели Макс не понимал, когда принимал решение вывести меня из-под огня, что я именно та женщина к которой относится известное выражение — «Даже если весь мир будет против тебя, я буду тихо стоять за твоей спиной и подавать патроны».
Но что я могла знать о том, что творилось в тот момент у Макса в душе? Это мое незнание оправдывало его и немного подслащивало горечь обиды.
— Макс, — тихо произнесла я.
— Да, Лора, — ответил он.
— Обещай мне, что больше никогда, ни при каких обстоятельствах, что бы не произошло, даже если вопрос жизни и смерти будет стоять острее, чем это было, когда мы падали на самолете, даже если нам суждено будет погибнуть, ты не скроешь от меня ничего, ты не станешь бороться один.
Макс молчал. Я поняла, что он сейчас взвешивает все «за» и «против». Это уже был хороший знак. Он не бросил тут же, только чтобы успокоить меня, дескать — обещаю. Он думал, чтобы и самому принять решение. И я знала, что от своего решения он не отступит. Если пообещает, так и будет.
— Я обещаю, — произнес наконец он.
Я засыпала на его груди. Усталость взяла свое. Засыпал и он. Мой могучий, мой бесстрашный, мой гениальный мужчина. Уже перед тем, как окончательно провалиться в сон, в голове мелькнула странная мысль: «Сейчас идеальная ситуация, когда можно сказать словами из сказки о любви — и умерли в один день».
Я заснула и ко мне пришло сновидение, продиктованное этой мыслью. Картинок не было, только темнота. И в этой темноте я слышала чей-то голос: «И умерли в один день. Умерли в один день. Умерли-умерли-умерли».
Я резко открыла глаза. В сердце впилась уже знакомая мне тупая игла предчувствия. Я не понимала почему, но меня накрыла паника. До восхода солнца еще было достаточно времени, но в доме было не так темно, как когда мы ложились. По потолку ползли длинные тени.
Мне вдруг стало не хватать воздуха. Я глубоко вдохнула и закашлялась. Я глянула на окно, на стекле плясали отсветы пламени.
— Макс! — заорала я. — Мы горим, Макс! Просыпайся!
Макс вскочил мгновенно. Спали мы в одежде, поэтому сразу рванули к двери. Макс дернул ее на себя. Та не поддавалась. Дернул еще раз. Бесполезно!
— Макс, что делать?
Макс ничего не ответил. Он ринулся к окну, но с той стороны кто-то загородил окно, то ли доской, то ли еще чем, и мы услышали стук молотка.